Паутина - [86]

Два результата. Первый — список Британского медицинского совета; имя в длинной колонке имен и информация о том, что Дональд Харгривз является дипломированным психиатром. Второй — статья об аутизме, по-научному сухая, предназначенная для коллег уровня автора, напечатанная в сборнике по психогигиене, о существовании которого я и не слышала. Вверху страницы — небольшое фото мужчины средних лет с проницательными темными глазами и аккуратно подстриженной темной бородкой; под фотографией — несколько строк курсивом. Доктор Дональд Харгривз тридцать восемь лет проработал практикующим психиатром. В настоящее время состоит в штате Центра медико-санитарной помощи Модсли в Южном Лондоне и работает консультантом в колонии «Эшвелл Юнит».

Я посмотрела на дату внизу страницы. Статья была опубликована три недели назад.

32

Узнать нужный телефонный номер оказалось просто. Секретарша сняла трубку на первом же звонке:

— «Эшвелл Юнит».

— Могу я поговорить с доктором Дональдом Харгривзом?

Я ждала очередных вопросов, но не услышала ни одного, — похоже, психиатры из госслужб защищены от народа хуже, чем чиновники. В трубке затренькало, и через некоторое время раздался мужской голос:

— Дон Харгривз.

— Добрый день. Не будете ли вы так любезны помочь? Меня зовут Анна Джеффриз… — Я произнесла уже заученную вступительную речь. Не услышав ответа, от замешательства продолжила: — Разумеется, я понимаю, что такого рода информация является конфиденциальной. Но если бы вы нашли возможным хоть что-нибудь…

— Не волнуйтесь. Ситуация мисс Фишер — новое имя, биография — предполагает, что конфиденциальность этих сведений утратила силу. — Снова молчание, которое моего собеседника, похоже, нисколько не смущало. — Буду рад поговорить с вами об этом случае. Я смогу уделить вам примерно час. Когда вам удобно приехать в колонию?

Вообще-то я рассчитывала на телефонный разговор и уже было собралась сказать ему об этом, но что-то в последнюю секунду остановило меня. Инстинкт подсказал, что этот человек знает о Ребекке больше, чем все остальные свидетели, вместе взятые, а учитывая его склонность к затяжным паузам, общаться с ним по телефону будет трудно. Разговор лицом к лицу — совсем другое дело, он может привести к самым неожиданным открытиям.

— Чем скорее, тем лучше, — ответила я. — Вам удобно на следующей неделе?

— Разве что во вторник… Подойдет? Скажем, в два часа?

— Отлично. Заранее спасибо, — быстро согласилась я. — Не подскажете адрес?

Он продиктовал адрес, а я аккуратно записала его в блокнот.

— Ближайшая станция метро — «Бэлхем», если вы не на машине, — уточнил он. — Что ж, тогда до встречи.

Время тянулось медленно. Заканчивая уборку, я сгорала от нетерпения, а ведь до встречи ждать еще несколько дней. Образ Ребекки очень долго был туманным и расплывчатым, я уже начала думать, что таким он и останется, и вдруг туман стал рассеиваться и картинка меняться, причем с головокружительной скоростью. Подробности жизни Ребекки в «Саутфилд Юнит» оживили ее, сделав образ трехмерным, я впервые смогла ясно увидеть свою героиню в различных ситуациях. Напряженное молчание во время свиданий с приемным отцом, походы в кино с женой и старшей дочерью Тома, необъяснимая вспышка ярости, закончившаяся потасовкой в комнате отдыха. Представляя Ребекку в этих ситуациях, я с удивлением чувствовала, что она становится для меня такой же реальной, как любая из моих знакомых, какой и сама она была четыре месяца назад, когда показывала нам этот дом.

Мне не давала покоя мысль о том, что узнал о ней Дональд Харгривз, — или думал, что узнал. Как бы там ни было, но ведь он даже уволился из протеста, когда к его мнению не прислушались, — а за время нашей краткой беседы он не показался мне сверхмнительным истериком. Должно быть, психолог увидел совершенно другую личность, в отличие от девочки, которую описывали Мартин и Том, но что бы он ни увидел, психолога это встревожило настолько, что он счел Ребекку потенциально опасной.

Может, она рассказала что-то о своих отношениях с приемными родителями? Если образ Ребекки прояснялся, то эта сторона ее жизни выглядела все более запутанной. По рассказам Тома и Мартина у меня сложилось представление о Деннисе Фишере, но я понимала, что оно далеко от действительности, — человек, который существовал в моем воображении, вычеркнул бы из своей жизни Ребекку в ту самую секунду, когда ее арестовали и в воздухе запахло скандалом. Он сделал бы это задолго до того, как горожане всем скопом восстали против него; до того, как кто-то из ослепленных ненавистью местных попытался поджечь его фабрику. Человек, который существовал сейчас в моем воображении, просто-напросто не мог испытывать настоящей любви ни к кому на свете.

Даже к жене. Рита Фишер… Богатая наследница, на которой он, возможно, женился из-за денег, а возможно, и по иной причине. Каждая принадлежащая ей вещица свидетельствовала о стремлении к красоте, которой не наделила ее природа. Неуравновешенная и высокомерная, Рита была совершенно безразлична к чувствам других людей. И эта же самая женщина удочерила пятилетнюю девочку, а не грудного ребенка, проявив и самоотверженность, и бескорыстие, лишив себя даже иллюзии настоящего материнства. Эта же самая женщина изо всех сил старалась подарить Ребекке счастливое детство и любила приемную дочь так сильно, что покончила с собой через два дня после объявления приговора…