Пауки - [21]

Цвета испуганно озирается, ни на ком не останавливая взгляда. Все уговаривают возвратиться: и Раде, и мать, и отец, не идти же одной против всех?!

— Идем, — говорит она, заливаясь слезами.

Мать проводила ее на улицу и долго глядела вслед. Радивой шел впереди, ее дочь за ним.

…В ту ночь на посиделках у Петра судили да рядили: почему Цвета убежала от Радивоя.

— Кабы я раньше знал, о чем сейчас люди толкуют — да ведь не всякому слову верь, — ни за что бы не пошел с поручением Радивоя… ни за что… — вступил в разговор дядя Петр.

— А о чем толкуют? — прикидываясь неосведомленным, спросил Павел, высокий длинноволосый парень, тот самый, что хотел на девичий семик отнять Цвету у Радивоя.

— Мало ли о чем, — подхватил Петр, — только негоже на людях повторять, но я передаю, что слышал…

— О чем толкуют? — перебили его разом несколько голосов.

— Да вот, раз уж наседаете, ладно, скажу, хоть… Говорят, будто Радивой по ночам, как раз когда жена милее всего, — бьет Цвету: и ласкает, значит, и мучит всячески…

— А я слыхал, — подхватил Павел, — будто Войкан, свекор, насилует ее, когда пьяный… Конечно, кто знает? Все же говорят, будто однажды ночью, вернувшись из города пьяным, как стелька, а Радивоя не было дома, он потихоньку прилег к Цвете… и будто Цвета коротала ту ночь в кладовой и весь день просидела там же, пока Радивой не спустился с гор… Никому со стыда не сказала, что у нее со свекром приключилось.

— Как этому поверить? — заметил один из соседей.

— Почему не поверить? — отозвался пожилой крестьянин. — Всякое у людей бывает: и хорошее, и дурное. Случалось у нас и такое, правда, редко… А Войкан — вдовец, ну, спьяну и… добился своего!.. Вдовец как вдовец, ей-богу! Ха, ха, ха!

— А может, отец мстит сыну, — с серьезным видом заметил Павел.

— Послушаем и эти россказни! — удивился Петр.

— Слыхал про это и я… — с улыбкой сказал пожилой крестьянин, — ты прав, Павел.

— Если знаешь, рассказывай, послушаем! — подзадоривал его Павел.

— Да ведь ты первый начал…

— И я тоже знаю, о чем вы, — вмешался один из соседей, сгорая от желания послушать еще раз. — Должно быть, насчет того, что было с мачехой?

— Ха, ха, ха, конечно, о мачехе речь! — воскликнул Павел, сидевший точно на иголках. — Правда, говорят, не Радивой тут повинен.

— Это со своей мачехой, второй женой отца, что ли? — переспросил пожилой крестьянин, чтобы понятнее было слушателям.

— Ну да, с мачехой своей, — продолжал Павел. — Но я уже сказал, болтают, будто он не виноват. Она его к себе заманила, пока Войкан в городе пьянствовал. Дело было ночью, дождь, гроза, чертова баба и говорит Радивою: «Полезай ко мне, боюсь грозы!»

— Их! — заклекотал какой-то паренек. — Да и толстая она к тому же!..

— Расскажи все как было! — приставали некоторые из собравшихся.

— Как было?.. Как всегда бывает, когда солома подле огня… Конечно, огонь-то она, однако и он, чабанок, не промах…

— А что же отец, Войкан?

— Не валяй дурака!.. Зачем ему знать?

Крестьяне собрались уходить: огонь угасал. У очага под кабаницей застонала старая мать Петра, попросила сына подбросить дров.

— Сквозит откуда-то.

По другую сторону очага захрюкала проснувшаяся свинья. Тут же жевали жвачку коровы, а со двора налетал порывистый ветер, сотрясая расшатанную дверь, ударяя в спину стоявших крестьян.

Подбросили немного хворосту, пламя вспыхнуло.

— Послушай, Павел… — начал тот же пожилой крестьянин, он, по-видимому, все время думал все об одном, — уведи Цвету… сейчас подходящий случай…

— Человече добрый, да ведь ее снова забрал к себе Радивой…

— Кто сказал?

— Ну да, уговорили ее…

— Ненадолго, поверь мне! Если уж повадилась бегать, никому не остановить… Сами понимаете… Твоей будет Цвета, клянусь усами. — И он ухватился за свой длинный ус.

— Неужто, Павел, возьмешь ее, она же ведь сейчас по-православному крестится? — пошутил Петр.

— Отчего не взять, ей-право, люблю ее! И к вере старой вернулась бы… за милую душу… А если жена…

— Вот и потеряли бы мы одну православную, — сказал Петр, смеясь, Войканову соседу, тоже православному.

— И так их больше, чем нужно! — отозвался сосед, не вынимая трубки изо рта.

Илия давно уже подумывал обвенчать Раде с Божицей. Сейчас самое время, у Раде сын, никто теперь не запретит ему венчаться. А с отцом Вране лучше поладить, его как-никак надо остерегаться; правда, на суде он ничего не добился: суд снял с Раде обвинение в прелюбодеянии, но поп вряд ли на этом остановится, обязательно найдет какой-нибудь повод отомстить; недаром в старину сказывали: «От вора отобьюсь, от приказчика откуплюсь, от попа не отмолюсь».

А ведь как славно ладили они прежде с отцом Вране, пока Раде не увел Божицу. Илия был одно время церковным старостой и даже ради преподобного отца здоровался иногда с православными — «хвала Иисусу», чего раньше не водилось. Вообще говоря, поп не такой уж плохой человек, если рассуждать по пословице: «Весь мир под одну шапку не посадишь!» Да и где это видано!

Однажды вечером, когда люди уже разошлись с посиделок, Илия сказал сыну:

— Слушай, Раде, уважь меня: обвенчайся… покорись попу… больше тянуть нельзя…

— Я не против, — начал, улыбаясь, Раде, а продолжал уже серьезно: — Ты не знаешь, отец, как это теперь делается; полагается разлучить меня с Божицей на сорок дней, а то и больше… а кто ее заменит?