Патриот - [51]

Более того, отдельное электронное приспособление, управлявшееся педалью, тяжёлой, словно медвежий капкан, могло менять звук, придавать ему электронные тембры – гитара скрежетала и выла.

На языке своих это называлось полный аппарат с педалью.

Сын – лохматый паренёк с длинным носом – теперь ежедневно сразу после школы целеустремлённо шагал домой, замыкал гитару в беспредельно расцарапанный кофр, хватал тяжёлый пластмассовый чемодан-усилитель и шёл, нагруженный, через восемь улиц в музыкальное училище. Там ему было дозволено сидеть в пустующем классе и упражняться. Роман Генрихович разрешил. Деревянный ящик – колонку с динамиком – гитарист хранил в музыкальной школе постоянно, а вот усилок оставлять побаивался – могут и украсть, ночью заберутся через любое окно; электронная музыкальная техника в большой моде, на неё есть спрос, она стоит очень дорого, сопрут как нехуй делать.

Он играет каждый день по шесть часов, этот гитарист. Ну, может, не по шесть часов, по пять, по четыре, и не каждый день.

По городу быстро разнёсся слух о том, что у одного пацана из 7-й школы полный аппарат с педалью. Теперь каждый день у входа в училище возникают потенциальные единомышленники. Подгоняют пластинки и кассеты. У гитариста дома – вертушка и кассетный мафон. Всё, что ему нравится, он переписывает для себя, у него часов пятьдесят записей.

Единомышленники представляют собой примерную копию гитариста: такие же рокеры из тесных квартир, кто три аккорда освоил, кто все четырнадцать.

Они слушают всё, что можно уловить по радио, купить на пластинках. Они слушают группу «Карнавал», «Def Leppard», «Зоопарк», «Metallica», «Альфу», «Kiss», «Зодиак», они слушают Давида Тухманова, Жан-Мишеля Жарра, «Led Zeppelin», «Space», «Машину времени», «Арсенал».

Они приносят английские, немецкие, финские, польские, чешские музыкальные журналы. Недавно гитарист купил такой журнал за десять рублей, ради обложки с Джимми Хендриксом.

Разумеется, вынашиваются планы по созданию команды. Но для команды нужны барабаны и бас. И ещё один усилитель, и ещё динамики, и провода, и микрофоны. Репетиционная база есть, играть будем в училище, я договорюсь.

А уже была Олимпиада, мода на всё «электронное», Рыбников сделал «Юнону и Авось» целиком на синтезаторах, мировая музыкальная культура не стояла на месте, и пластинок на полках магазинов стало больше, и магнитофоны сделались доступны.

Зимой, пока дошагаешь через восемь улиц, – крепко промёрзнешь, до состояния, именуемого «пиписька съёжилась». Действительно, юношеский половой прибор по необъяснимым причинам становится холодным, тогда как нога остаётся тёплой, – как будто кусок льда в паху подвешен. Но сам ладно – гитару жалко, она тоже замерзает и расстраивается, ей не полезны температурные перепады.

Зато – если дошёл, если отыскал свободный пустой класс и в нём заперся, – можно сесть на пол и приложиться лопатками к горячим чугунным углам батареи отопления. Топят щедро, радиаторы пышут жаром, в классе сладко и густо пахнет пересохшим тёплым деревом, и ещё гуще – столь же пересохшими тряпками для мытья пола, тряпки висят, истлевая, на тех же пылающих жаром радиаторах, и вот – музыкант понемногу оттаивает, отогревает руки, разминает пальцы, ласкает инструмент, струны нежной фланелькой протирает, или даже шурует по ладам куском наждачной бумаги. За стеной бесконечно играют «В движеньи мельник жизнь ведёт», ошибаясь всё время в одном и том же месте. Гитарист включает усилок, тоже остывший, при нагреве распространяющий особенный кисловатый технический аромат, который и есть – дух рок-музыки, свободы, победы.

Позиции хард-рока казались ему незыблемыми. Хард-рок безусловно транслировал бешеную созидательную энергию, революционную, преобразовывающую. Это был бунт, протест, наркотики, секс, насмешка, прогресс, преступление без наказания.

Потом гитарист упражняется. Он играет всё, что слышал и слышит, группу «Смоки», группу «Верасы», музыкальный ансамбль под руководством Д. Леннона и П. Маккартни, группу «Одесситы», группу «Круиз», вокально-инструментальный коллектив «Самоцветы», что-то из «Deep Purple», что-то из «Whitesnake», он играет гитарную музыку как таковую, всякую, его слух развит, он легко и мгновенно снимает любую мелодию и аккомпанемент, он играет Александра Розенбаума, Джо Дассена, Микаэла Таривердиева, Андрея Макаревича, Карлоса Сантану, Юрия Лозу, он играет песни из телефильма «Д’Артаньян и три мушкетёра» и кинофильма «Последний дюйм».

За окнами – шершавый мрак, и, когда проезжает по близкой дороге грузовик, или трактор, или какой-то другой грубый механизм, предназначенный для переделывания и усовершенствования мира, – рассохшиеся деревянные рамы дрожат мелко.

Но переделывать мир музыкой гораздо интересней.

С миром вот что случилось в последний год: мир оказался сложным и грандиозным, он теперь состоял не только из детей и родителей, не только из однокомнатных квартир и музыкальных училищ. Когда человек растёт, мир вокруг него растёт тоже. Гитарист рос быстро, его голова звенела. Мир оказался необъятным. Музыкальная культура, внутри которой его растили, культура Чайковского, Шостаковича и Кабалевского, чопорная и невыносимо сложная русская музыкальная культура оказалась миниатюрной частью мировой музыкальной культуры; в её извивах и тысячелетних традициях можно было заплутать навсегда. Хард-рок происходил из рок-н-ролла, рок-н-ролл происходил из ритм-энд-блюза, ритм-энд-блюз происходил из классического блюза, происходившего из соула и спиричуэлз, из ритмических гимнов темнокожих американских рабов. Гитарист, гибкий отрок, с изумлением обозревал горизонты реальности – они распахивались, пугали и восхищали; основными чувствами тех лет были восхищение и нетерпение: вот, ещё год или два – и прыгну во взрослую реальность, как в океан, и поплыву, взрезая волны, как дельфин.