Патрикеев - [25]

15

Это была неслыханная удача, и начальство поздравило всю группу с крупным успехом. К школьникам относились в “Вышке” с пренебрежением, абитуриенты — люди неизученные, психика их еще не сформирована, установочные данные на них зыбкие, от молокососов этих жди любых подвохов. Начальство, однако, снеслось с руководством, и “Вышке” приказано было благосклонно принять документы Романа Германовича Малышева. Что и было сделано. Патрикеев и Вениамин вздохнули с облегчением. Роман Малышев сдаст, несомненно, вступительные экзамены, не все, конечно, а положенные медалисту, станет курсантом высшего учебного заведения Комитета государственной безопасности СССР, о чем исподволь известят зарубежных коллег Германа Никитича, и те в Лондоне примут его настороженно. А если он и протащит через кордон искомый документ, то оценят провоз его как провокацию, а сам документ — отлично сработанной фальшивкой. В будущем же таланты Германа Никитича найдут применение в “Вышке”, где он сможет читать курс лекций по теории и практике наружного наблюдения. Не исключено, что одновременно с избранием Г.Н. Малышева членом-корреспондентом Академии педагогических наук он будет повышен в звании до полковника.

У Патрикеева появилось свободное время, так нужное ему, чтоб как-то разрешить мучительную борьбу с собой, потому что к нему всё прилипчивее льнула театральная знакомая Лена, она часто звонила ему домой; со страхом начинал он понимать, что чем-то понравился ей, и девушка эта постоянно напоминала ему о Блондинке; иногда в театре плечи их соприкасались, и тогда голова его поникала в смущении; он смотрел на нее сбоку, видел нос, четкие линии губ, розовое ушко, светящееся сквозь прядки волос. И — что пугало — никакого желания обнимать, целовать и оголять плечи, грудь, — и всё потому, что была она не совсем обычной девушкой, а дочерью заместителя заведующего Вторым европейским отделом МИДа, то есть не пара ему, и когда — на другой же день после первой встречи — он, осторожности ради и номер телефона зная, поинтересовался, с кем столкнула его судьба, то напуган был, и такая еще мысль залила черной ваксой девушку: а не Наденька ли всё подстроила?

Ни матери, ни сестре не говорил он, где служит-работает и кем. Уверял, что в секретной организации, занятой ракетами, и Лене внушил то же самое, не скрыв, однако, учебу в заочном юридическом. Пришлось ей поверить, однажды позвонила ему, дома не застала, заговорила с матерью, а та в старческой болтовне и пожаловалась — сын, мол, в вечерней смене и некому сходить в аптеку за лекарствами. А Лена — что очень настораживало — была практичной и деловой, воспользовалась предлогом, прибыла к матери, лекарство, конечно, принесла, но и насытила любопытство свое: квартиру рассмотрела, убедилась, что кроме матери и сестры никого из женщин в ней нет и не было, книги на полке изучила и убедилась, что насчет юридического — никакого вранья нет.

Что делать с ней — Патрикеев не знал, а самого очевидного страшился. Сделает предложение, женится — и голая правда выпрет: “Семерка”, Седьмое управление КГБ! И какая жена, даже введенная в заблуждение, потерпит мужа, который днями и ночами пропадает неизвестно где, а ясным солнечным утром почему-то берет с собою зонтик в сумке, плащ, банку консервов и кое-что из одежды. А в отделе нехорошо усмехнутся — никак, спросят, злоупотребил служебным положением? И не докажешь же, что случайно познакомился, не объяснишь, что на дипломатов нацелена особая группа.

Она дважды приглашала его к себе, намечались, разумеется, смотрины. Отец ее, это уж точно, только порадуется такому зятю: работяга в семье укрепит его отнюдь не шаткое положение в министерстве, диплом юриста позволит трудоустроить парня из пролетарского сословия.

Как ни крути, а что-то надо делать, порывать, что ли, с Леной, — и Патрикеев проклинал тот день, когда сдуру сунулся в грузчики транспортно-экспедиционной конторы.

Что ни решай, а надо ждать окончания этого затянувшегося дела. Как только приказом начальника Высшей школы КГБ Малышева Романа Германовича примут в ряды чекистов, можно напроситься в длительную командировку. В маленьких городах местные наружники так примелькались, что для заполнения брешей часто вызывали столичных.

16

Софья Владиленовна забрала дочь с собою и укатила на юг. Решению сына она не противилась, изредка позванивала в Москву и получала благоприятные вести: мальчик прошел первый тур собеседования на политические темы, и ныне он в учебном лагере, где вместе с будущими однокурсниками готовится к экзаменам. Герман Никитич утрясал институтские дела свои, попыток выйти из-под контроля не предпринимал. Он был дома и валялся с книжкой на диване, когда встревоженный агент у подъезда доложил:

— Лариосик появился!

Роман то есть, Роман Германович Малышев появился, а по всем грубым и точным подсчетам в Теплом Стане возникнуть он не мог, ибо под строжайшим присмотром был на учебной базе Высшей школы КГБ. Только прослушав запись и ничего в ней не поняв, Патрикеев позвонил в испуге Вениамину, сообщив тревожную новость. Сын Германа Никитича, юноша, на которого такие смелые надежды возлагал Комитет ГБ, своим ключом открыл дверь, поставил чемодан и отчетливо произнес: “Я передумал. Мне там не место”. Герман Никитич спросил: “Кушать будешь?” — и в вопросе не было ни одобрения, ни порицания. Да и Роман, видимо, не расположен был к разговору. Промолчал и тогда, когда отец сказал о том, что есть еще время подать документы в МГУ или “куда хочешь”.