Патриарх Никон. Том 2 - [73]
В это время вошел к нему служка его, Иван Шушера[44].
– Кстати ты, Иван, пришел, – сказал Никон. – Мне совет твой нужен.
Он рассказал о поступке Брюховецкого.
– Теперь, – кончил он, – как бы найти, кого бы можно послать в Царьград.
– Да ехать я-то берусь, уж вернее меня человека не найдешь, – обиделся Марисов. – Да лишь бы кто взял с собой в Киев, а там перевалим дальше. Вот кабы кто из людей обозных Брюховецкого да взял меня, – спасибо бы сказал. Мне самому непригоже идти в их стан: ведь, пожалуй, на гетмана самого наткнешься…
– Так я пойду, – сказал Иван Шушера.
– Но ты, Федот, вот что подумай. Как попадешься, так ведь горе тебе: и пытки, и, быть может, лютая казнь ждет, – встревожился Никон.
– Живым себя не дам, дядюшка, – перекрестился Марисов.
– Нет, уж лучше грамоты не пошлю в Царьград.
Он отпустил верных своих слуг. Но на другой день явился к нему Марисов, валялся у него в ногах, целовал руки и ноги и молил послать его к патриарху.
Долго Никон не соглашался, но отчаяние и решимость Марисова были так естественны и так убедительны, что патриарх послал Шушеру и велел устроить отъезд его в Киев.
Шушера отправился в Малороссийское подворье.
Отъезд Брюховецкого предполагался в тот же день, а обоз должен был выступить немного позже.
Для Брюховецкого и его свиты были изготовлены экипажи и верховые лошади, и все это с легким обозом должно было единовременно тронуться из Москвы.
На подворье была страшная суматоха: конюхи перебранивались с казаками, начальство с подчиненными, каждый торопил и ничего не делал, за исключением черного люда. Наконец, вся эта орда устроилась и, вместе с выходом на крыльцо гетмана, вскочила на лошадей и тронулась в путь.
Шушера, присутствовавший здесь, удивился одному: сколько добра всякого они вывозят из Москвы.
Когда же поезд отъехал от подворья, он попросил указать ему одного из обозных голов.
– А вот Кирилла Давыдович из Василькова, – указал ему на плотного и рослого казака мальчик, которого он спрашивал.
Шушера подошел к казаку и, приподняв немного шапку, обратился к нему:
– Дядюшка, уж вы помилуйте, что я к вам…
– А що маете?
– Ведь вы из Василькова, Кирилла Давыдович?
– Васильковский.
– Видите, целый свет знает вас, вот и я знаю… А имели вы, дядька, племянника?
– Як же, мал… Да ляхи узяли в плин, да так и згинул, – махнул он рукою.
– А коли он не пропал, да в живых?
– Слухайте, хлопци, – крикнул радостно Кирилл к обозной прислуге, – чулы вы?.. Да вот москаль каже, что мий-то Трохиме, – казак, выбачайте… да в живых… вы знали его, хлопци?
– Ни, не знали, да бравый був казак… и чулы мы, як вин невирные и ляцкие головы сик.
– Где же вин? – крикнул радостно казак Кирилл.
– Ладно, покажем, – произнес сквозь зубы Шушера. – А теперь, дядька, я проголодался: пойдем в кабак, да там малую толику пропустим на радостях магарыча. А там я тебе все порасскажу.
Зашли они в ближайший к подворью кабак и, усевшись за штофом, повели беседу.
– То от мене магарыч, – заметил казак, – во здравие живым, а умершим царствие небесное. – И он огромный стакан пропустил сразу в глотку.
– А я за ваше здравие, дядька… Да вот что, Кирилл Давыдович. А что вы возьмете за провоз племянника в Васильков? Он человек денежный, и с него взять-то можно.
– Як же то да з племянника…
– Ничего, дядька, я скажу, что я-де заплатил за него.
– Добре… Да що взять?.. Пятьдесят карбованцев, да пятьдесят злотых, да пятьдесят грошей.
– Эх, дядька, уж много-то вы заломили сразу.
– Ну, добре… Я ж так, що племянник… Его батька держит мою двоюродную. Ну, уступлю пятьдесят карбованцев, пятьдесят злотых, а уж гроши… Бог з тобою…
Вынимает Шушера огромный мешок, отсчитывает пятьдесят серебряных новеньких рублей и пятьдесят польских пятиалтынных.
– Яке добро… яке добро… – разбежались глаза казака при виде новеньких рубликов.
Он загромастил их и в кожаный свой мешок опустил в порядке.
– То буде жинце, – говорил он, укладывая рубли, – а то диткам на всяку всячину, – указал он на пятиалтынные.
Когда он окончил это дело и кошелек его опустился, как в пропасть, в карман его широких шаровар, Шушера налил по большому стакану водки, и они осушили штоф.
Шушера велел подать и другой штоф. Когда его подали, он спросил:
– А как вы, Кирилла Давыдович, поедете?
– Пойдут, – сказал он, – два обоза: один с поклажею, другой с киньями. Я с киньскими.
– Значит, вам нечего первого дожидаться.
– Ни, гетман наказал поспешать с киньми: дома отдохнуть.
– Да, я забыл, дядька, як зовут вашего племянника.
– А я не казав?
– Ни…
– Трохиме… да Трохиме…
– А мой-то – Федот…
– Як?.. Да ты казав, що то мий, мий Трохиме…
– Вижу я вас бравого казака, точно такой, как мой. Ну и думаю, должен быть его родич аль дядя… Жаль… так уж пожалуйте деньги назад.
– Шкода!.. Як то можно… таке добро… Жинка и дитки що скажут?
– Нечего делать, дядька, ведь мой-то Федот, а ваш Трохиме.
– Нехай твий буде Трохиме… Нехай буде мий… Мини буй-даже.
– Коли так, ладно… Завтра я с ним к вечеру приеду к тебе.
– Добре! Нехай каже, що вин мий племянник.
– Ладно.
Они выпили еще по стакану и расстались.
На другой день к вечеру явились Шушерин и Марисов в Малороссийское подворье.
Сборник посвящен величайшей трагедии русской истории XVII-го века.Легендарные, сильные образы патриарха Никона, царя Алексея Михайловича, опальных протопопа Аввакума, боярыни Морозовой встают со страниц исторических романов, вошедших в эту книгу.
Филиппов Михаил Авраамович (1828—1886) – юрист, публицист и писатель. Родился в Николаеве. Воспитывался в Ришельевском лицее, откуда перешел на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. По окончании курса со степенью кандидата прав Филиппов посвятил себя юридической и журнальной деятельности, публикуя в периодике статьи по юридическим вопросам, большая часть которых вошла в наиболее значительный его труд – двухтомник «Судебная реформа в России» (1872—1875). Кроме того, перу Филиппова принадлежат романы «Скорбящие» (был изъят из обращения), «Рассвет» и «Патриарх Никон», а также историческая повесть «Под небом Украйны».В этом издании публикуется исторический роман «Патриарх Никон», в острой динамичной форме знакомящий читателя с одной из самых трагичных страниц истории Российского государства – расколе церкви, осуществленном патриархом Никоном, о становлении православия на Руси, неисчислимых бедствиях русского народа, гибели бесценных сокровищ иконописи, о сути старообрядчества и силе духа русского человека.
Одна из ранних книг Маркеса. «Документальный роман», посвященный истории восьми моряков военного корабля, смытых за борт во время шторма и найденных только через десять дней. Что пережили эти люди? Как боролись за жизнь? Обычный писатель превратил бы эту историю в публицистическое произведение — но под пером Маркеса реальные события стали основой для гениальной притчи о мужестве и судьбе, тяготеющей над каждым человеком. О судьбе, которую можно и нужно преодолеть.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744–1810) — русский литературный деятель, директор Петербургской АН (1783–1796), принадлежит к числу выдающихся личностей России второй половины XVIII в. Активно участвовала в государственном перевороте 1762 г., приведшем на престол Екатерину II, однако влияние ее в придворных кругах не было прочным. С 1769 г. Дашкова более 10 лет провела за границей, где встречалась с видными политическими деятелями, писателями и учеными — А. Смитом, Вольтером, Д. Дидро и др. По возвращении в Россию в 1783 г.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.