Пасынок судьбы - [53]

— Ты зачем пришла?

— Помочь хочу…

— Помочь? Зачем?

— Странный… Смешной… Зачем помогают?

— Тебе это зачем? — довольно грубовато ляпнул Годимир.

Она опять пожала плечами:

— Не знаю. Должно быть, скучно…

— Скучно?

— Ну да. — Зеленокожая улыбнулась, и рыцарь понял, что уже не содрогается всякий раз от вида ее клыков. Все-таки великое дело — привычка. — Сам посуди — четвертая сотня лет…

— Сколько? — охнул Годимир.

— Ну, может, сотней лет больше. Я зарубок не делала…

— Ты бессмертная? — Несмотря на проскользнувшую в голосе заинтересованность, Годимир продолжал крепко сжимать меч. На Господа надейся, а сам не плошай.

— Нет. Не так. Я не живая…

Холодный пот выступил у рыцаря между лопаток. Тут бы знамение Господне сотворить, да не абы как, а трижды, и молитву прочесть при этом, но оружие бросать тоже боязно. Что там писал архиепископ Абдониуш? Годится сталь против вомперов или нужно было в свое время серебряным оружием обзавестись?

— Что ты глаза выпучил, рыцарь Годимир? — Зеленокожая легко соскочила с сундука. Словно по волшебству перенеслась из одного места в другое.

— Не приближайся!

— А ты все-таки боишься, рыцарь Годимир… — Она сделала всего один шаг в его сторону. Оказалось, что волосы ниспадают не до пола, а всего лишь до колена. Когда незнакомка шагнула, то взгляду рыцаря открылось бедро, которое при других обстоятельствах могло бы навести на совершенно иные мысли.

— Не приближайся, — твердо повторил Годимир. — Ты не ответила. Кто ты? Вомпер? Суккуб? Другая нечисть?

— Я не знаю таких слов, — покачала она головой. — А что до нечисти… Сегодня утром я купалась в Щаре. И делаю это, в отличие от вас, людей, каждый день.

— Ты не поняла… — Годимир несколько смутился. — Когда я говорил про нечисть…

— Я все поняла! — Зеленокожая рассмеялась. — Вы, люди, зовете так живых существ, о которых думаете, что их создал не ваш Господь. Правильно?

— Ну да.

— Тогда я — не нечисть. Когда-то я была человеком… Как давно! — Она сморщила носик. — Как видишь, обстоятельства иногда меняют слишком сильно. А еще вы используете слова нелюдь и нежить. Правильно?

— Ну…

— Используете для обозначения таких, как я. Или Мохнопятик.

— Кто?

— Мой помощник. — Она вздернула верхнюю губу, забавно выставив вперед резцы, пошевелила ноздрями, словно принюхиваясь.

Годимир узнал и едва не рассмеялся. Бобер-переросток — или крыса-великан — из недавнего сна.

— А он тоже… тоже не живой?

— Нет. Живой. Просто они живут очень долго. Я отбила его детенышем у горных людоедов. Вылечила, выходила. — Неожиданно рыцарь заметил, что стоит его собеседница, уже почти вплотную упираясь грудью в острие меча.

— Он острый, — тихо проговорил рыцарь, имея в виду клинок.

— Ну и что?

— Ты не боишься порезаться?

— Я боюсь скуки. — Незнакомка легко провела пальцем по поверхности меча. — Жжется. Сталь. Не люблю сталь.

— Я думал: вы не любите серебра.

— Кто — «вы»?

— Вомперы.

— Чудак. Опять это слово. Объясни.

— Вернись, где была.

— Боишься?

— Нет. Просто мне так спокойнее.

Она рассмеялась, словно зазвенел колокольчик. Доверчиво обернулась спиной — вот соблазн ткнуть мечом под лопатку и поглядеть, действительно ли она бессмертна. То есть, не живая. Вернулась на сундук Олешека, но устроилась уже полулежа. Одну ногу согнула в колене, а другую вытянула, как кошка хвост. Нарочито зевнула:

— Так тебя устроит?

— Устроит.

— Тогда рассказывай. Что за вомперы и почему ты меня называешь этим словом?

— Вомперы? Ну, вомперы… Архиепископ Абдониуш относит к ним умерших и оживленных злым чародейством людей. В особенности тех, кто при жизни не чтил заповедей Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого… — Краем сознания Годимир отметил, что упоминание Господа никак не подействовало на гостью. Это само по себе уже противоречило дальнейшим выкладкам почтенного архиепископа, который писал о необходимости борьбы с нечистью посредством молитв, знамения и святой воды. Поэтому он откашлялся и продолжил: — А вот магистр Родрик из Мариенберга упоминает, что днем вомперы лежат в могилах, ибо страх как боятся солнечных лучей, зато ночью выбираются на свободу и пьют кровь людей. Также, по многочисленным свидетельствам записал магистр Родрик, что вомперы отличаются неумеренным любострастием и, очаровывая людей, к противоестественному соитию их побуждают. Те из них, что к мужчинам приходят, именуются суккубами, а к женщинам — инкубами. После совокупления же с суккубом либо инкубом, человек становится бледен и задумчив, ни о чем ином более помышлять не может, ждет не дождется новой встречи с искусителем, а после и вовсе сгорает, тает, словно свеча.

Рыцарь повторял строки, прочитанные в толстом фолианте, прикованном цепью к дубовому столу в книгохранилище Хороброва, наизусть, даже не задумываясь. Ведь «Монстериум» он вызубрил на память. Ночью растолкай и спроси — расскажет.

Зеленокожая рассмеялась. Томно потянулась, провела кончиком языка по верхней губе:

— Значит, говоришь, вомперы совокупляются с людьми неумеренно? Очень интересно… Стоит подумать… Так вот чего ты испугался, рыцарь Годимир?

— Не правда! Не испугался я!

— Значит, готов к противоестественному соитию?