Пасынок судьбы - [37]

— Ну, коли ты такой добрый, пан рыцарь… В ответ на твою доброту — моя рассказка. Я поведаю, а там сам решай — на пользу она тебе или во вред…

— Что за рассказка?

— А простая такая… Горшечника Пархима убили. Слыхал?

— Как? Когда успели?

— Как — не знаю, но третьего дня его мертвого нашли. В кустах, на обочине.

— Как третьего дня? Я же… Мы же… Мы только вчера его видели. Или позавчера?

— Позавчера, пан рыцарь, — вмешался Олешек. — Вчерашний день ты в беспамятстве пролежал.

— Так как же так?

— А не знаю, — буркнул оборванец и быстрым шагом покинул корчму.

— Эй, ты куда? — Годимир вскочил, едва не опрокинув лавку.

Но его никто не слушал. Бродяга выскользнул за дверь и был таков.

— Эй, погоди!

— Да чего годить-то? — расправил бороду Ходась. — Чего годить? Третьего дня, я слыхал, Яроша Бирюка кто-то из колодки выпустил.

— Вот как? — Пан Тишило дернул себя за ус. — Кто бы это мог?

— И правда, — поддакнул Олешек. — Кто бы это мог быть, а?

— Ума не приложу… — потер затылок Годимир. — Да! А что это за бродяга? Откуда взялся? — Рыцарь схватил за рукав подошедшего кстати Андруха.

Корчмарь опасливо попятился, оберегая широкое блюдо с галушками, политыми сметаной. Сказал недоуменно:

— Да кто его знает, пан рыцарь? Пришел, попросился хоть в уголке посидеть. Ну, ясное дело, я его покормил… Не звери все-таки.

— Да, крендель хитровыкрученный, — согласился Олешек. — Ты раньше его видел? Кто такой — знаешь?

— Не-ет! — Андрух затряс головой. — Первый раз вижу! — плюхнул блюдо на стол и убежал.

— Ну… так паны рыцари… — несмело проговорил рыжебородый купец. — Договоримся, чтобы вместе на Ошмяны? Или… — Он ткнул кулаком своего молчаливого спутника. Тот закивал так размашисто, что едва носом в сметану не нырнул.

Годимир взглянул на пана Тишило. Он старший. Как скажет, так и будет.

Полещук думал недолго:

— Ладно. Утро вечера мудренее. Так ведь? Выспимся, а там видно будет.

* * *

Ночью Годимир боялся уснуть, ворочаясь на охапке свежего сена. Рядом храпел рыцарь Конская Голова, тихонько посапывал носом Олешек. Конечно! Им-то чего бояться? Небось острозубые чудовища с зеленой кожей не снятся.

А тут лежишь — спать хочется, а глаза закрывать боязно. Что еще привидится? Какой кошмар?

Из соседней комнаты — а было их в корчме всего две, и рыцари заняли более просторную — доносились рулады купцов. Говорят, есть на дальнем юге, в пустыне на окраинных землях Басурмани, страшный зверь рыжий да полосатый. Лев называется. Тамошние рыцари за честь считают с тем зверем сразиться и шкурами поверженных чудовищ частенько украшают коней, используя их вместо чепраков, а один знаменитый рыцарь носил шкуру львиную вместо плаща. Но у него на то особое право было — говорят, голыми руками хищника задушил. Скорее всего, врут, но легенда красивая. Так вот — зверь-лев, когда на охоту выходит, рычит страшно, ибо не видит необходимости к добыче тайно подкрадываться, а напротив, честно предупреждает ее — спасайтесь, мол, кто сумеет. Вот и Ходась с Дямидом рычали похлеще иного льва. Если б в лесу ночевали, не всякий зверь рискнул бы приблизиться.

После полуночи Жит растолкал Ратиша, и парень отправился во двор сменить охранявшего ранее коней Бажена. Не успел румяный паренек, зевающий с риском вывихнуть челюсть, улечься на отведенном ему в уголке месте, как со двора раздался протяжный, переливчатый свист.

— А? Что? — вскочил Жит, подслеповато озираясь.

— Идем поглядим, — поднялся Годимир.

— Чего глядеть? — сразу насупился старый слуга. — Мало ли кому что в голову… Э! Ты что делаешь?

Бытковец молча подхватил меч все еще мирно спящего пана Тишило. Что тратить силы попусту, убеждать человека, который заранее твоих доводов слушать не хочет?

— Эй! Стой, погоди! — возглас Жита догнал Годимира уже на лестнице, но рыцарь и не подумал обернуться или остановиться. Пробежал наискось через обеденный зал. Толкнул дверь.

Летняя ночь дохнула в лицо прохладой и свежестью, душистым ароматом подсушенного сена и острым запахом навоза от большой кучи около коновязи.

Плотные облака скрывали луну, погружая постройки, ближний лес, лужок и огороженную леваду позади корчмы во мрак. В темноте встревоженно фыркали кони, топали копытами.

Кто же свистел? Кому не спится в ночь глухую? Некстати пришедшая на ум скабрезная присказка рассмешила Годимира, и он прыснул в кулак. Вот вечно так — ни к селу, ни к городу…

От коновязи долетел слабый вскрик.

Это еще что?

Метнулась черным сгустком тень, плотнее окружающего ее мрака. За ней вторая. Потом третья.

— Кто там? — Рыцарь выхватил меч, бережно опустив ножны у порога.

Тишина. Только сопят напуганные кони.

И вдруг — звук удара!

Сдавленный стон.

Годимир более не мешкал. От дверей корчмы до коновязи каких-то два десятка шагов. А может, и полтора… Кто их считал?

У крайнего столба рыцарь перецепился через что-то и упал.

Упал прямо на слабо шевелящегося человека. Ну, точно человека. Вот край гамбезона, вот пояс с пустыми ножнами от корда…

Ратиш?

— Ты чего? — шепнул словенец, но оруженосец лишь застонал в ответ.

За окном корчмы, внутри, мелькнул красноватый отсвет. Должно быть, кто-то зажег плошку с жиром или лучину.