Пасьянс Даймонда - [16]

Этот навык вскоре может пригодиться гораздо ближе к дому, цинично подумал Липман, а вслух произнес:

– Вы ему сообщили?

– О чем?

– О том ужасном, что поведал вам врач.

– Пока нет.

– Хотите повременить?

– На этой стадии ему вообще не следует знать. А может, вообще не нужно говорить.

Липман нахмурился:

– Но мне-то вы сказали. И ему должны. Дэвиду необходимо привыкнуть к этой мысли.

– Ты меня не услышал. О том, что ему придется смириться со своей новой ролью управленца. Пусть у него не останется времени на размышления. Иначе он постарается как-нибудь увильнуть.

Липман не настаивал. С точки зрения компании, Мэнни прав, что принял обескураживающее решение назначить преемником сына. Так какой смысл переживать, что будут затронуты чувства Дэвида, когда его собственные растоптаны в грязи? Запутавшийся старый придурок намечает компании будущее, не упомянув, что она может быть уязвима для захвата.

– Мы скатились ниже, чем я предполагал, но в настоящее время в приличной форме, и у нас солидный денежный поток.

– Главным образом за счет капрофикса.

– Что плохого в капрофиксе? Он помогает миллионам людей избавляться от ангины.

– Ничего плохого, кроме того, что он устарел.

– С тех пор как я ограничил расходы на исследовательские программы, наш коэффициент рентабельности поднялся на 2,6 пункта. Ты говоришь о капрофиксе так, словно это единственное, что у нас есть. Мы располагаем широким спектром стабильно продающихся лекарств. В прошлом году получили дополнительно из Пенсионного фонда свыше десяти миллионов. Согласен, хорошо бы заполучить препарат, который пойдет нарасхват.

– Скоро мы это почувствуем.

– Что?

– Скоро он нам очень понадобится.

– Не буду спорить.

Но Липман не собирался отступать:

– Мы упустили возможности с бета-блокаторами, сальбутамолом от астмы, леводопой для лечения болезни Паркинсона, с Н-2 блокаторами гистаминовых рецепторов…

– Хватит! – раздраженно прервал Мэнни. – Я усвоил суть. Мы слишком много поставили на фидоксин. Это был самый большой прокол за всю мою карьеру. Однако у нас незапятнанная репутация. Компанию не преследовали в судебном порядке. Я могу предстать перед создателем, сознавая, что никому не навредил по халатности.

– Если не считать нанесения урона окружающей среде, – не сдержался Липман.

– Ты о чем?

– Нас оштрафовали за загрязнение французских и итальянских рек.

– Хватит доставать меня, Майкл!

Некоторое время они шли молча, испытывая неловкость оттого, как изменилась ситуация.

– Вы что-нибудь скажете совету, пока нет Дэвида? – наконец спросил Липман.

– О своем состоянии? Нет необходимости. Они узнают, когда я соскочу с поста.

– То есть вы хотите, чтобы я хранил ваше намерение в тайне?

– Пока да. Как же я мог открыться такому мерзавцу, как ты? Позор.

Мэнни повернулся и посмотрел на Липмана. В глазах мелькнул веселый огонек, но лицо оставалось печальным. На сей раз Флекснер никого не разыгрывал.

Глава восьмая

Три черных лимузина проехали по Центральному парку недалеко от Резервуара и, остановившись, высадили группу коренастых мужчин в пестрых тренировочных костюмах. Их хватило бы на целую футбольную команду с той лишь разницей, что футболисты не чувствовали бы себя так сконфуженно. Они оглядывались через плечо, словно боялись, что кто-нибудь из знакомых наблюдает за этим балаганом. Последним выбрался из передней машины Массимо Гати, влиятельный человек в италоамериканской общине – или, по крайней мере, в той ее части, которая нуждается в круглосуточной охране. В отличие от остальных, Гати был толстеньким коротышкой и страдал высоким давлением, которое побудило его бегать трусцой.

Для разминки он сделал несколько легких упражнений – развел руки и изобразил бег на месте. Сопровождающие Гати застенчиво пытались повторять его движения. Затем он потрусил вперед и с командой за спиной стал напоминать более низкорослое и более упитанное воплощение недавнего президента США.

Как всегда, в парке было много нью-йоркских поклонников фитнеса. Одним из них в это утро оказался и Майкл Липман. Он попросил Гати о срочной аудиенции, и пробежка стала более здоровой и освежающей заменой делового завтрака. Заметив группу, Липман прибавил скорость и ринулся навстречу. Он был из немногих вызывающих зависть людей, кто редко занимается физкультурой, но умудряется сохранять форму.

– Добрый день, синьор Гати!

Их свела цепь посреднических дел, такая длинная, что утомительно рассказывать. Гати ценил Липмана за то, что тот изучил всю подноготную фармацевтической индустрии – легальной фармацевтической индустрии. Во время мирового финансового кризиса фармацевтика осталась одной из немногих отраслей, обещающих хорошую прибыль. Лекарства – необходимость, поэтому эта индустрия, насколько возможно, защищена от рецессии. Ставка на нее – то, что предлагал Липман, а Гати считал соблазнительным.

Ответный кивок итальянца мог означать приветствие. Не в его привычках было здороваться с людьми даже в обычных обстоятельствах. После нескольких минут трусцы он двигался рывками и с шумом втягивал воздух.

Долгая беседа явно исключалась, поэтому Липман, поравнявшись с Гати, сразу перешел к делу: