Пастухи призраков - [26]
— Я не владею информацией о твоих снах в степени, достаточной для построения какие-либо предположений. Могу сказать определённо только то, что Саша не воспринимает чужих снов и галлюцинаций. Остаётся также вопрос, имеет ли Рома дело с тем же, условно говоря, волком, что и ты.
Рома с Леной переглянулись.
— Да! — хором ответили они.
— Разреши спросить, что происходит, когда ты встречаешься со своим волком? — поинтересовался Иннокентий.
Лена хотела обозлиться на «своего», но у неё временно кончилась злость.
— Бегаю от него, а он — за мной.
— Неужели ты ни разу не пыталась повести себя иначе?
— Ну, пробовала его душить. Пальцы сжимала, сжимала, а он на меня… глядел. Мне прямо неловко стало.
И тут Лена испытала переживание, снизошедшее на неё лишь однажды (в результате дебютного злоупотребления водкой с соком). Озарение. Или прозрение… возможно даже, просветление. Во время первого сеанса просветления Лена принимала душ на полу в ванной, рыдая под альбом Гребенщикова «Навигатор». Второй сеанс прошёл менее патетично, но гораздо более практично, и от рыданий Лене удалось воздержаться.
— Сколько лет напрасного геморроя! — вскричала она, хлопнув ладонями по тощим бёдрам. — Ненавижу себя!
Иннокентий и Рома замерли в настороженном ожидании.
— Я вроде как поняла, как покончить с волком, — выдохнула Лена.
— Как?! — оживился Рома.
— Мне тоже интересно, — сказал Иннокентий.
Лена потянулась до хруста в суставах и лёгкого головокружения. На её лице появилась улыбка (довольно неприятная).
— Не скажу. Область мутная, а терминологией я не владею — у меня, пап, восемь классов плюс ветучилище, не забыл?
— Перекись нашла? — спросил Иннокентий.
— Кровь сама почти остановилась, — ответил Рома. — Лен, а со мной как? — осведомился он вкрадчивым голосом.
— Прямо сегодня сможешь отоспаться.
Машина тронулась вперёд.
— Я догадываюсь, что ты собираешься сделать, — холодно произнёс Иннокентий. — Не могу этого одобрить.
— Во-первых, ни фига ты не догадываешься, — ответила Лена почти добродушно, — во-вторых, у тебя есть другие идеи? Прямо сейчас, а то Ромочка у нас нежный, не приспособлен для бессонницы и нападения демонов.
Иннокентий покачал головой.
— Лена, разреши мне кое о чём тебя попросить: я бы предпочёл, чтобы ты делала это в моём присутствии.
— Нет, пап, я как-то сама привыкла, — быстро ответила Лена.
— Понимаю. В таком случае, пусть с тобой кто-нибудь будет. Не Рома, ему как раз следует держаться подальше. Кто-нибудь, кто сможет набрать мой номер, если ты сама не сможешь этого сделать.
5
Лена облизала кончик пальца, не успев разобрать вкуса, после чего предусмотрительно спрятала китайскую банку в ящик тумбочки. Папа вроде больше ел, с другой стороны, лучше недожрать, чем пережрать. Однажды Серёга догонялся таблетками от непроверенного дилера, в результате его удалось отскрести от потолка только посредством тогдашнего мужчины Галкиной мечты (бывшего боксёра).
Жара. Всё же следует лечь… или само ляжется, как попрёт? Лена поймала себя на том, что сидит в позе Джейн Эйр (спина доской, коленки сжаты), устыдившись, развалилась на подушках. Фанта следила за ней со сдержанным ротвейлерным интересом. На кухне брякнуло. Дура, забыла спрятать папин коньяк! Теперь от Димки и вовсе толку ноль, кроме вреда. Надо было завтра днём экспериментировать, отправив Нюсю к Татьяне Викторовне. А ещё лучше под папиным присмотром.
Лена знала, что лучше, но, такая штука: огромный соблазн, когда кто-то сильный и умный берёт тебя под крылышко с твоими проблемами. Вот только нельзя этого допускать! Нельзя расслабляться, привыкать, потому что, когда великолепный кто-то исчезнет из твоей жизни, — неважно, по какой причине, люди всегда исчезают, — тогда станет плохо. Очень плохо, гораздо хуже, чем было. Если Лена и научилась чему-либо у папы, то именно этому. Были моменты, ну, или месяцы… даже годы, когда Лена папу ненавидела, но папа был прав, не позволив ей привязаться к себе, и Лена была папе благодарна.
Не торкает, мало съела. Может, толерантность выработалась? Всё же год мазаться — не шутка. Ну и хрен с ним, завтра так завтра, перетерпит Ромка одну ночь. Лена встала.
Голова закружилась, тяжело сдавило глаз. На секунду Лена утратила ориентацию в пространстве, но это прошло, так как пространство кончилось. Осталась темнота, густая и вещественная, точно сметана наоборот. Далеко внизу, под ногами, возник искрящийся зелёным поток (в существовании у себя ног Лена засомневалась). Поток без конца и края. Лена падала, не в силах шевельнуться, захваченная нарастающей волной восторга. Если бы Серёгины средства давали хоть немного похожий эффект, стала бы наркоманкой и не поморщилась. Что-то с силой ударило в грудь, Лену отбросило назад, и падение прекратилось.
Лена обнаружила себя по колено в снегу, холода она не чувствовала. Сразу появилось ощущение, что за ней наблюдают, причём наблюдатель не один. Двигаться Лена не могла, зато каким-то образом воспринимала всё окружающее одновременно. Запахов, правда, не было, в остальном мир казался почти нормальным, хоть и чуточку более зелёным, чем обычно. Над головой дымное ночное небо с прибитым по центру лунным кругляшом, позади — поле, отороченное с рваной кромкой леса, впереди — занесённая снегом ночная деревня. Чуть поодаль от прочих домов темнела просевшая под снегом избушка вроде сарая.
Антон Фридман — путешественник во времени. Однажды он самонадеянно решил, что готов сразиться со страшным врагом, машиной, которая лишила человечество права выбора, и потерял всех, кого любил. Теперь, постоянно возвращаясь на шаг назад, он пытается все исправить, починить свою жизнь. Умирает, оживает и снова умирает, чтобы опять ожить и попытаться сделать, как было. Только вот… как было?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.