Пасторальная симфония, или как я жил при немцах - [20]
Твой Яцек, даже если тебе все равно.
46.
Сегодня нельзя нервничать. Нельзя переутомляться. Нельзя вспоминать обиды. Нельзя обижать. Нельзя наедаться до отвала. В газетах нельзя читать разделы политики и музыкальной жизни. Нельзя давать интервью. Нельзя смотреть футбольные матчи. Нельзя встречаться с друзьями, с которыми не виделись более пяти лет. Нельзя проверять банковские счета. Нельзя писать письма. Нельзя посещать врачей. Нельзя рассматривать старые фотографии. Нельзя более получаса быть за рулем. Нельзя бурно радоваться. Нельзя пристально вглядываться в зеркало. Нельзя открывать почтовый ящик.
Все остальное — можно.
Кое-что необходимо. Сегодня надо увидеть небо. Проследить за движением облаков. Хорошо, если облака плывут в два слоя и с разной скоростью. Вспомнить последнюю улыбку родителей. Ощутить блаженную свободу расслабленных плеч. Сделать отложенный на «когда-нибудь» звонок любящим тебя людям. Открыть наугад книгу, дремавшую на полке, пробежать полстранички, не вникая в суть, а пробуя на вкус ароматную мякоть слов, наслаждаясь игрой обгоняющих друг друга смыслов, вслушиваясь в перекличку гласных, в хруст или шелест согласных. С открытым сердцем, лишь слегка подгоняя время, идти навстречу минуте, когда Бетховен, нахлобучив на лоб мятую шляпу, скажет: «Эй, кто ты там, сквозь тьму двух веков я тебя не вижу! Неужели тебе интересно то, что я нацарапал? Ведь никто еще не спросил, нет ли у меня чего-нибудь новенького! Они думают, что я глух. Да, мой слух — ни к черту, но все они, поверь, не слышат вообще... Ладно, если ты так уж хочешь — играй. Но не ищи в моей симфонии загадок. Просто играй, будто сочинил ее сам. И пусть тебе поможет бог — должен же он, наконец, хоть кому-нибудь помочь!»
47.
— Господа, осторожнее, не толкайтесь, здесь все-таки инструменты...
— А вы можете чуть-чуть шевелиться? Уже была команда выходить на сцену!
— Никакой команды не было, вам показалось... Чертова темнота — тут можно убиться!
— Лучше убиться на сцене!
— Вам не видно, в зале кто-нибудь есть?
— Вы еще не забыли слово «зал»? Ах, вы ведь в первый раз... Там всегда девять человек: комендант, надзиратели и сбоку один из охранников — он до войны был директором филармонии где-то на Кубани...
— Боже мой, как мы будем играть без маэстро?
— Не нойте. Мы, может быть, играем последний раз...
— Так кто из нас ноет?
— Господа, пошли...
В центре Европы прохладным апрельским вечером по дощатой сцене просторного барака невесомо движутся тени. Это профессор Арнштамм, склонный к истерике Перельмутер, поклонник Шопена пан Крушиньский, любопытный Фрумкис, господин Эммерих — любитель черники со сливками, Свитек, притворяющийся живым, стукач Турский, белокурый Яцек, который нашел время и место влюбиться, гордый валторнист Лилиенталь и еще несколько десятков людей, обреченных стать дымом. Но через мгновение Бетховен подарит им последний глоток свободы — безбрежной, абсолютной свободы. Чуть более получаса будет длиться их вольный полет, и не будет на земле людей счастливее.
Если вы любите совпадения, сообщу, что в эти минуты к воротам лагеря подошел, отдуваясь паром, доживающий свой век паровоз с четырьмя вагонами для скота. Вновь прибывшие, еще в плащах и шляпах, оглядываясь по сторонам, медленно втягивались в узкие лагерные ворота. И вот тогда над пустынным плацем, над бараками, над сторожевыми вышками и дальше, над проснувшейся по весне землей поплыли звуки бетховенской симфонии. Часть первая. «Радостные чувства по прибытии в деревню».
Мелодия медленно поднимается ввысь, на те высоты, откуда не слышны земные шумы, и становятся все меньше города и озера, и уже неразличимы людские толпы, и слились в белесое марево грешники и праведники, здоровые и убогие, любимые и проклятые, и даже Джугашвили с Шикльгрубером.
Оберштурмбанфюрер фон Шеель сделал глубокий вдох, откинулся в принесенном охранниками кресле и мечтательно прикрыл глаза...
2010 г.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.