Пастораль с лебедем - [201]
— Вон оно-о-о-о!.. Ай-ай, милая, радость-то какая! И на вашей улице праздник, смотри ты, бедняжке Рарице счастье привалило… — медово выпевает соседка, а про себя: «Счастье твоей сестры, гордячка, сгнило давным-давно на зеленой травке у Пантюшиного колодца. Будь она с характером, не мозолила бы людям глаза своим позорищем. А то засохла в девках и давай по чужим селам таскаться — то на хору, то на свадьбу, пока не подцепила какого-то оболтуса. Тот, поди и не ведает, что за цацу пригрел. Не бойсь, найдутся, надоумят лопуха…»
И добавляет вслух:
— Дай-то бог нашему теляти да волка съесть. Лад и мир молодым, чтобы муж ее на руках носил…
Не зря говорят: в кривом глазу и прямое криво, доброго слова от злыдня остерегись пуще сглаза…
— Знать ваши слезы-то пулями оборотились. Слыхала, Надюшка? На той неделе Бобу с дружками, через окошко из пулемета… У новой полюбовницы смерть свою нашел. Так и пригвоздили на месте! Рарица хоть знает, нет? Навещает тебя или забыла дорогу домой?
— Далеко она, леля, далеко муж увез.
— Ну-ну, в добрый час, милочка, поживет — уладится все…
И правда, сосватали Рарицу. Перебралась она с немудреным своим приданым в небольшое сельцо под Оргеевом. День за днем прошло-прокатилось три месяца, четыре, вот и полгода… Около двух лет не виделись сестры, и как-то утром смотрит Надя, ходит по двору женщина. Неужели Рарица? Так и ахнула Надя: бледная, исхудала, свечечкой истаяла, в чем душа держится. Куда подевалась ее улыбка, добрая, безответная улыбка тыквенного цветочка? Слово за слово, обнялись, разговорились…
— Скажи, деточка моя, — ласково спросила Надя, — что с тобой? Совсем ты мне не нравишься, Рэрука, не такую тебя из дому снаряжала.
Одна родная душа у Рарицы на всем белом свете, кому ей открыться, как не Наде?
— Ой, сестричка, лелика… Не найти мне пристанища, не найти покоя! Живьем бы в могилу… — Большие голубые глаза потемнели от слез, как лесные омуты, ноздри задрожали, как у дикого зверька.
— Неужто бьет, вражий сын?
Рарица замотала головой, прикрыла губы уголком платка, унять безудержные всхлипы.
— Узнал, что ли? У кого же язык-то повернулся?..
Вместо ответа сжались Рарицыны плечики, судорожный плач прорвался.
— Может, разлюбил? Или сам тебе опостылел? Скажи, Рара, не мучай.
— Ой, леля… Погоди, леля… Дай поплакать чуточку…
Выплакалась, вытерла слезинки, повздыхала.
— Не видать мне жизни, говорила тебе, леле! Яду бы какого, разом порешить. Что с меня проку — бесплодная. Попусту только небо коптить… Ох, напасть! — и услышала Надя горестную исповедь. — Полтора года прошло, а мой так хочет ребеночка… Ой как хочет! Извелся весь, сохнет на глазах. Шагу ступить не дает, допытывается: «Что с тобой, фа? Вроде не порченая, не хворая, все при тебе, что бабе иметь положено. И годы подходящие, пора бы уж понести…» А то начнет отчитывать, хоть из дому беги: «Болячка привязалась? Так не скрывай, к доктору пойдем, полечишься. Да говори, тебя спрашиваю! Или глупостей наделала, как другие девчонки, по молодости?»
Вытерла Рарица заплаканное лицо.
— Что мне оставалось, леля? Деваться некуда, к стенке припер. Думаю, хуже не будет — рассказала, как на духу, он же муж мне, и говорил, что любит. Так, мол, и так, был в наших краях один бандит, Бобу звали. Ну, поймал меня и взял силой… Говорю, должно, от страха что-то повредилось, перегорело. Боли нет, ничего не болит, а кто знает — может, нутро не в порядке…
Вздохнула младшая, совсем было сникла.
— Вот, леля, так мне и надо, дуре, распустила язык…
И вдруг, как рассерженный или обиженный ребенок, ударила кулачком по лавке:
— Ну не могу я смолчать! Не умею! Я же не такая, не умею притворяться… — и снова вздохнула. — С того вечера, сестра милая, словно похоронила я своего мужа. Словечка за день не вымолвит, головы не повернет, мимо глядит, как на пустое место. Спать в доме перестал, на сеновал уходил или в поле. Не ругнет, не упрекнет… А выпьет стаканчик за ужином, сидит насупившись, только зубами скрипит.
— Смотри ты, гусь, скрипит! — вспыхнула Надя. — Сдался он тебе, Рарица! Забирай-ка вещички и сюда, во времянку переходи. Живи спокойно и не трави себе душу. Дома и родные стены помогают. Бог ему судья, а прокормить ты себя прокормишь, много ли одной надо…
И ушла от первого мужа младшая Катанэ несолоно хлебавши. Накаркал ли ей судьбу тот ворон, в жаркий июньский полдень посреди пустого поля? Или сбылись добрые соседкины пожелания у колодца? А может, тогда, на опушке леса, отравило ей кровь дикое чудище с автоматом на шее, чьи косточки давным-давно в земле истлели…
5
Дед Скридонаш знал о передрягах его суженой, как знало о них село от мала до велика, но он о том и думать позабыл: «Сама мне рассказала, без утайки, никто за язык не тянул. Было, да быльем поросло… Живем — дай бог всякому, тихо-мирно, как в ясный день…»
Полтора десятка лет спустя, по дороге в роддом, Кирпидина одолевали заботы поважней: надо подыскать сыну подходящее имя, посерьезней. «Назову Николаем, так отца звали покойного, земля ему пухом. Сговорил меня в работники за мешок муки, да померли оба родителя, не спасла их мучица. Дам сыну имя деда, и не оборвется ниточка, к моим внучатам потянется. Николай… Это праздник нашей семьи был, день Николая Угодника. На венчании поп спросил: «Какой святой станет хранить и опекать твой дом, христианин?» — и отец с матерью назвали покровителем святого Николу. Теперь у тебя, Спиридон Николаевич, будет маленький Николай Спиридонович!»
В книгу одного из ведущих прозаиков Молдавии вошли повести — «Элегия для Анны-Марии», «На исходе четвертого дня», «Набросок на снегу», «Алба, отчинка моя…» и роман «Сказка про белого бычка и пепельного пуделя». Все эти произведения объединены прежде всего географией: их действие происходит в молдавской деревне. В книге представлен точный облик современного молдавского села.
В повести Василе Василаке «На исходе четвертого дня» соединяются противоположные события человеческой жизни – приготовления к похоронам и свадебный сговор. Трагическое и драматическое неожиданно превращается в смешное и комическое, серьезность тона подрывается иронией, правда уступает место гипотезе, предположению, приблизительной оценке поступков. Создается впечатление, что на похоронах разыгрывается карнавал, что в конце концов автор снимает одну за другой все маски с мертвеца. Есть что-то цирковое в атмосфер «повести, герои надели маски, смеющиеся и одновременно плачущие.
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.