Пастораль с лебедем - [20]

— А ну-ка подите ближе, поглядите… Видите?

— Вроде видно, а вроде нет…

— Яйцо?

— Нет. Бык… — возражает шустрый.

— Да ведь оно разбитое, — возмущается драчливый.

— А все так в этом мире… — соглашается добрый.

Глядят они изо всех сил и видят: яйцо яйцом, а и правда, разбитое. Будто только что из него цыпленок вылупился. Ну а где же он тогда, птенчик? Глядят они повыше — ага, вот и клювик вырисовывается.

И какие только загадки не приходится разгадывать на белой стене, замазанной глиной!..

— Что здесь раньше было, Кирикэ? — спрашивает шустрый.

— Откуда мне знать? — И жалуется: — Ох, ребята, я так хочу жениться! И еще хочу побродить по свету, а не только по этому дому… А то мама моя как скоблила стену, так плевалась: «Попробуй, приведи мне еще хулиганов, кривая образина!»

— Бедный Кирикэ, — сочувствует ему добрый, а драчливый обрывает:

— Как будто не она родила его, кривого!

Шустрый же заключает:

— Вот это да, историйка! — и вдруг как закричит: — Смотрите сюда, во, во! Видите? Во, заглавными буквами: «НЕ ИЗ ОДНОГО ЯЙЦА…»

Стоят они все в раздумье: «Что же это означает?»

Первым пришел в себя драчливый.

— Мэй, а что было раньше на свете, курица или яйцо?

— Курица, — говорит добрый.

— Яйцо, — говорит шустрый.

— Петух, — отвечает Кирикэ.

Так остаются они каждый при своем мнении и давай снова разглядывать стены.

С тех пор, как мир себя помнит, у дома было четыре наружных стены. Хорошо, хорошо, ну а сколько их внутри? Спасибо, что у крестной Надежды дом был деревенский: комнатка, каса маре да сени… И все же сосчитай — не получается разве одиннадцать стен?

Поднимают они глаза и, пожалуйста, опять надпись: «ОТ БЫЧКА ДО ЯЙЦА И НАЗАД… ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТЕХНИКА! ГОТОВО! ТРИ МИНУТЫ».

— Эй, Кирикэ, — кричат все трое в один голос, — а почему твоя мама потолок не помазала?

А Кирикэ-хозяина нет… Слышат они, как он в сенях ногами стучит.

— Ой, не могу!.. Ой, братцы, идите сюда скорей! Во, во! — кричит.

Бросились в сени все трое — шустрый, драчливый и за ними добрый. И вот там, в сенях, во всю длину, по одной стороне и по другой, черным по белому:

«ИНТЕРЕС МИРА ПОЖЕЛАТЬ МИРУ ЦЕЛЫЙ МИР ЖЕЛАНИЙ…» (Дальше было выскоблено.) И затем: «НАДЕЖДУ ЦЕЛУЮ… МАМА МОЯ НАДЕЖДА, МАМА МОЯ СТАРУХА!»

Тогда поворачивается драчливый к Кирикэ, вот-вот ударит:

— Ты это сейчас написал, а?

А Кирикэ плачет…

— Да оставь ты его в покое, бре, отойди… Не видишь, он штаны намочил? — заступается за него добрый.

А шустрый не верит. Говорит:

— Чего ты плачешь, Кирикэ?

— Да-а-а… Мама опять теперь скажет… да-а-а… что скажет мама?

— Идем-ка лучше с нами и не отходи от нас, — хватает его драчливый, и они идут показать Кирикэ надписи на потолке.

Добрый утешает Кирикэ:

— Не плачь, бре, успокойся. Приходи ко мне, будешь у меня спать и есть. Только возьми другие брюки.

Повеселел Кирикэ, а тут и шустрый снова его спрашивает:

— Мэй, Кирикэ, почему вы и потолок не помазали?

А Кирикэ ни с того ни с сего подымается на цыпочки и — тьфу! тьфу! — плюет в потолок и смеется. Все трое на него:

— Что с тобой, бре?

— А потому что мама так говорит: «Кирикуцэ, сынок, докуда рукой не достанешь — плюй!»

Добрый вздыхает:

— Выходит, это Серафим с Ангелом написали…

— Тогда почему: от быка до яйца? — спрашивает шустрый. — Поговорка ведь другая: «Кто сегодня украдет яйцо, завтра украдет быка…» Как же понять теперь? И вперед и назад, что ли?

Тут драчливый как взорвется:

— Если они поссорились, почему не подрались, а? Почему только стены вымазали, а?!

Тогда замечает добрый:

— И правда, так. Человек всегда поступает правильно, только в зависимости от интереса.

Шустрый говорит:

— А если здесь не интерес, а тоска-желание?

Драчливый не уступает:

— Сказано «интерес», и все! Еще раз услышу, в морду дам.

Говорит и добрый, вздыхая:

— Где интерес, там и желание. Давайте ж не будем спорить, братья.

Шустрый сердится:

— Какой черт понес нас сюда? — и тоже вздыхает.

Драчливый говорит:

— Фу, и воняет же, братцы… — и закуривает сигарету.

И добрый добавляет:

— Так оно и есть, бре, раз глину смешали с навозом, чего вы хотите? Идемте-ка лучше спать, братья… — И первый выходит на улицу.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Таким образом, Серафим нашел себе жену в соседнем селе, сыграл свадьбу у невесты, потом привел ее к себе в дом и вскоре, в воскресенье, пошел на базар и вернулся с бычком…

10

Сытый, напоенный, уже почти в сумерках, очнулся Белый у Новых Ворот… Шел он медленно, лениво, и то там, то здесь утешала его трава и зеленая прохлада источника, в которую он окунулся и которая смыла сразу ощущения этого дня: пыль, зной, давка, храпенье, пыхтенье, скрипенье, тарахтенье, все, что зовется базаром, — «ну, удачи тебе!» — и шерсть наваливается на кожух, и шныряет ворье, и галдит воронье, и блеют ягнята: «Мэ-э-эй! Купите меня скорей!»

Говорят: уставился, как баран на новые ворота…

Неправда это! Во-первых, не баран, а бычок, а во-вторых, были это не Новые Ворота, а, миленькие мои, обыкновенные новые ворота, которые вряд ли простоят долго, потому что достаточно дождя, тумана и одной собаки, что под ними пройдет, — и останется от них лишь старая поговорка, что нет ничего нового под солнцем, а уж солнце это, братец ты мой, так палит, так чернит, будто для того, чтоб ничто на свете, как оно, не сверкало!..