Пастернак - [89]

.

В ноябре 1957 года «Доктор Живаго» вышел первым изданием в Милане на итальянском языке. В сентябре 1958 года в голландском издательстве «Мутон» вышло пиратское русское издание романа, которое, очевидно, было инициировано американскими спецслужбами и имело целью не только ознакомить с русским текстом представителей русской эмиграции, но и заслать запрещенную книгу в Советский Союз, что немедленно и было проделано. Пастернак, случайно узнавший о выходе содержащего множество опечаток текста, был расстроен этим обстоятельством. И действительно, первые самиздатовские варианты «Доктора Живаго», жадно читаемые диссидентами всех мастей в Советском Союзе, скопированные с мутоновской книжки, были полны всевозможных опечаток и языковых несуразностей.

23 октября 1958 года Пастернаку была присуждена Нобелевская премия по литературе. Формулировка: «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение благородных традиций великой русской прозы»^{424} — подразумевала весь колоссальный объем творческого наследия Пастернака, а не только «Доктора Живаго», который включался в число его достижений на равных правах с поэзией. Авторитетный американский славист Роберт Конквист пишет: «Можно предположить, что на самом деле премия была дана почти исключительно за “Доктора Живаго” и что упоминание о поэзии было лишь вежливым или защищающим Пастернака жестом»^{425}. Однако самому Конквисту очевидно, что авторитет Пастернакапоэта в мире был исключительно высок и формулировка отражала истинное положение дел: «…Репутация Пастернака была чуть ли не высочайшей из всех живущих ныне поэтов на любом языке…»^{426}

Как только в Советском Союзе стало известно о присуждении премии, в отношении Пастернака была развязана отвратительная травля. Достаточно выписать названия двух газетных передовиц для того, чтобы понять, с какой сокрушительной злобой двинулась на него советская пропагандистская машина, работавшая по привычному образцу шельмования 1930-х годов: «Провокационная вылазка международной реакции» («Литературная газета») и «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка» («Правда»).

28 октября 1958 года состоялось объединенное заседание президиума Правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей. Пастернак на это заседание не пошел, но написал и передал через Вяч. Вс. Иванова письмо, адресованное собранию, в котором высказал свою позицию несломленного человека. Он писал: «В моих глазах честь, оказанная мне, современному писателю, живущему в России и, следовательно, советскому, оказана вместе с тем и всей советской литературе. Я огорчен, что был так слеп и заблуждался»^{427}. Обратим внимание на самохарактеристику Пастернака — советским писателем он себя принципиально не называет, однако, придерживаясь логики здравого смысла, оценивает свою победу как достижение всей советской литературы. «Я жду для себя всего, товарищи, и вас не обвиняю. Обстоятельства могут вас заставить в расправе со мной зайти очень далеко, чтобы вновь под давлением таких же обстоятельств меня реабилитировать, когда будет уже поздно. Но этого в прошлом уже было так много!! Не торопитесь, прошу вас. Славы и счастья вам это не прибавит»^{428}. Раздраженные чувством собственного достоинства, еще раз проявленным Пастернаком, движимые карьерными соображениями, страхом, партийными установками или просто увлекаемые общим течением литераторы, которые не читали романа, высказались о нем крайне нелицеприятно. Среди них были и близкие Пастернаку люди, с которыми его связывали раньше дружеские отношения. Председательствовал на собрании Н. Тихонов, выступали В. Катаев, М. Шагинян, В. Панова, Н. Чуковский, И. Абашидзе, С. Михалков… Собрание приняло постановление президиума о лишении Пастернака звания советского писателя и об исключении его из числа членов Союза писателей РСФСР.

29 октября Пастернак послал в Стокгольм телеграмму: «В силу того значения, которое получила присужденная мне незаслуженная награда в обществе, к которому я принадлежу, не сочтите мой добровольный отказ за оскорбление»^{429}. Телеграмма была отправлена в порыве отчаяния после телефонного разговора с О.В. Ивинской, которая обвиняла его в эгоизме. Она боялась повторного ареста, которым ей недвусмысленно грозили, готова была на любое сотрудничество с органами. Однако этот отказ ситуации не изменил. Народный «гнев и возмущение» нарастали. Отказа от премии не заметил В.Е. Семичастный, первый секретарь ЦК ВЛКСМ, который — с прямой подачи Н.С. Хрущева — выступил со своей знаменитой речью на торжественном пленуме ЦК комсомола. Ему принадлежит яркое сравнение Пастернака со свиньей, которая «не гадит там, где кушает». Не заметили отказа Пастернака от премии и на общемосковском собрании писателей, которое состоялось 31 октября. Собрание одобрило решение об исключении Пастернака из Союза писателей и обратилось к Президиуму Верховного Совета с просьбой о лишении Пастернака советского гражданства и высылке за границу.