Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все - [3]

Когда дней через десять ботанические изыскания утратили прелесть новизны, сэру Стаффорду сделалось вдруг досадно, что газетные инсинуации оказались так далеки от истины. Дикие цветочки его больше не радовали, а Люси, к которой он был искренне привязан, начала раздражать своей способностью в шестьдесят с лишним лет носиться по холмам со скоростью, решительно сэру Стаффорду недоступной. Ее ярко-синие брюки постоянно маячили где-то вдали, а, видит Бог, не та это была часть тела, которой Люси — довольно привлекательная в остальном — могла бы гордиться. И, глядя на мелькающий вдали синий вельвет, сэр Стаффорд уныло думал, как хорошо было бы ввязаться в какую-нибудь международную заварушку. Развеяться, немного развлечься…

От этих воспоминаний его отвлек металлический голос, сообщивший пассажирам, что над Женевой густой туман, вследствие чего самолет приземлится во Франкфуртском аэропорте, а оттуда вылетит в Лондон. Пассажиры, следующие в Женеву, будут доставлены туда из Франкфурта при первой же возможности. Это известие не особенно взволновало сэра Стаффорда. Затем ему пришло в голову, что, если над Лондоном тоже будет туман, они наверняка отправятся прямиком в Пресвик[13], и он поморщился. Ему уже доводилось бывать в Пресвике, и каждый раз он клялся себе, что это в последний раз. Да, подумал он, невыносимо скучная штука все эти перелеты. Как, в сущности, и вся его жизнь. Вот если бы… Впрочем, он и сам не знал, если бы — что?

В зале для транзитных пассажиров Франкфуртского аэропорта было тепло, и сэр Стаффорд Най распахнул плащ, позволив алой подкладке живописными складками задрапировать плечи. Потягивая пиво, он рассеянно слушал доносившиеся из динамиков объявления.

«Рейс 4387 на Москву. Рейс 2381 на Каир и Калькутту».

Путешествия в любую точку Земли. Какая бездна романтики! Только вот атмосфера в зале ожидания способна была убить любую романтику. В нем было слишком много людей, слишком много витрин с товарами и слишком много скамеек неопределенного тоскливого цвета. Всюду, куда ни глянь — пластик, люди и ревущие дети. Он попытался вспомнить, кому принадлежат слова:

Любил бы я сей род людской,

Когда б не вид его тупой[14].

Может, Честертону?[15] В любом случае, это чистая правда. Стоит собрать в одном месте побольше людей, и все они начинают выглядеть на одно лицо — зрелище удручающее и почти невыносимое. «Ну хоть бы один чем-нибудь выделился из толпы!» — раздраженно подумал сэр Стаффорд, с неприязнью рассматривая двух накрашенных молоденьких девушек, одетых в национальные — и, судя по всему, английские — костюмы: укорачивающиеся с каждым годом мини-юбки и открытые блузки. Он перевел взгляд на молодую женщину, облаченную в брючный костюм и, судя по косметике, тщательно следующую последним требованиям моды.

Его не особенно интересовали хорошенькие девушки, как две капли воды похожие друг на друга. Ему хотелось увидеть что-нибудь действительно оригинальное. Кто-то присел рядом с ним на обитый под кожу диванчик, и лицо незнакомки сразу же приковало к себе его внимание. Не только потому, что оно было необычным, — девушка показалась ему знакомой.

Он чувствовал, что уже видел ее. Он не мог вспомнить, где и когда, но ее лицо определенно было ему знакомо. «Лет двадцать пять — двадцать шесть», — прикинул он. Точеный нос с горбинкой и тяжелая грива густых черных волос до плеч. На коленях у нее лежал открытый журнал, но она и не думала в него смотреть. Нет — она пристально и с явным интересом разглядывала сэра Стаффорда. Внезапно она заговорила. У нее было низкое контральто — почти юношеский голос — с едва заметным акцентом.

— Можно с вами поговорить? — сказала она.

Он испытующе на нее взглянул и сразу отбросил мысль, которая первой в подобных случаях приходит в голову. Девушка не напрашивалась на знакомство, тут явно было что-то другое.

— Не вижу никаких препятствий, — улыбнулся он. — Времени у нас, думается, предостаточно.

— Туман, — проговорила девушка. — Сплошной туман. В Женеве туман, в Лондоне, наверное, тоже. Что же мне теперь делать?

— Ну, не надо так огорчаться, — сказал он. — Куда-нибудь вас обязательно доставят. Здесь, знаете ли, все предусмотрено. А куда вы летите?

— Вообще-то в Женеву.

— Значит, рано или поздно вы туда попадете.

— Мне нужно туда немедленно. Как только я доберусь до Женевы, все будет в порядке. Меня встретят, и я останусь цела.

— Цела? — едва заметно улыбнулся сэр Стаффорд.

Она ответила:

— Теперь это слово употребляют разве что в шутку. Но я говорю совершенно серьезно. Понимаете, если я не смогу попасть в Женеву, если мне придется остаться здесь или лететь в Лондон, где меня никто не ждет, меня убьют.

Она испытующе на него взглянула:

— Вы мне не верите.

— Боюсь, что так.

— Но это правда. Людей убивают. Каждый день убивают.

— И кто же хочет убить вас?

— Не все ли равно?

— Пожалуй.

— Мне нужна ваша помощь. Помогите мне добраться до Лондона. То, что я говорю, — правда.

— А почему вы обратились именно ко мне?

— Потому что мне кажется — вы больше других знаете о смерти. Вы сталкивались с ней, и, возможно, вплотную.

Он быстро взглянул на нее и тут же отвел взгляд.