Пассажир последнего рейса - [9]

На помощь кинулись все купальщики. Пловца нашли, поволокли к берегу. Алый извив расплывался за ним по воде. Макар отвернулся, лишь мельком глянул на страшную рану: правое бедро пловца будто копьем пронзили: видимо, он напоролся под водой на якорную лапу.

— Ишь ты, похоже, сам себя с крюка вызволил! И хватило же ума якорную цепь из рук не выпустить, а то бы — прямо под пароход! Ну, Сашка, хват, одно слово! — слышал Макар удивленные голоса кругом.

Отзвонил колокол наверху, пароход ушел вниз. Макар поднимался к дому по своей узкой стремянке и видел, как по другой, широкой монастырской лестнице черные монахини волокут носилки с раненым. Женщины отдыхали на каждой лестничной площадке. Человек мог истечь кровью, но у женщин просто не хватало сил нести его быстрее.

Макар знал, куда тащат раненого: в монастырский приемный покой, где есть женщина-фельдшерица, и сестры милосердия, и няни-монашки. Туда нередко доставляли с парохода больных, раненых или ослабевших, потому что монастырь был рядом с пристанями, а земская больница, всегда переполненная, отстояла от берега в полутора-двух верстах.

Дня через три после происшествия на самолетской пристани Макар услыхал от взрослых, что снизу, не то из Казани, не то с Камы либо с Оки, идет вверх какой-то воинский пароход, оборудованный под плавучий госпиталь. Говорили, будто пароход этот подбирает по всем пристаням и близлежащим к ним фельдшерским пунктам раненых призывников. Яшемские водники рассказывали, что пароход этот был некогда служебным судном одного из пароходств, после революции чинился в камском затоне, попал в Казань и очутился в распоряжении командования Восточного фронта, только что созданного для борьбы с контрреволюцией на Урале, а главное — для ликвидации чехословацкого мятежа в Среднем Поволжье. Командующий Восточным фронтом левый эсер Муравьев распорядился побыстрее оборудовать пароход «Минин» под судно-лазарет для эвакуации больных военнообязанных в крупные прифронтовые госпитали. Ожидали прибытия военного фельдшера для отбора больных, подлежащих отправке этим пароходом.

Среди лежачих больных монастырского приемного покоя лучше всех был осведомлен насчет плавучего эвакогоспиталя хромой отставной вояка, бывший кавалерист Иван Губанов, работавший в монастыре по найму с начала революции. Откуда он появился в Яшме, никто не знал. Главной его обязанностью было забивать скот на продажу и разделывать туши.

Иван Губанов довольно резво передвигался на трофейном протезе германской выделки. И вообще случалось, что Иван-мясник доставлял матери-игуменье кое-какое беспокойство излишней резвостью, за что и был переведен на жительство далеко от обители, на скотный двор, обслуживаемый старыми и суровыми черницами.

На скотном дворе он и пострадал. Водил племенного быка на ветеринарный осмотр. Процедура быку не понравилась, и работник Иван еле уцелел, отделавшись ушибом двух ребер. Случилось это месяца полтора назад, и уж недельки через две после столкновения с быком Иван как будто совсем поправился и даже ездил верхом. Но перед самым приходом плавучего эвакогоспиталя Ивану сделалось опять хуже, он слег в приемном покое и решительно требовал эвакуации в городскую больницу.

Монастырское начальство — мать-игуменья, сестра-ключарь, мать-казначея и второй священник только головами качали: нешто военное судно примет на борт гражданских лиц, тем более монастырских. Иван же мясник божился, что командование согласится эвакуировать из приемного покоя всех трех лежащих — самого Ивана Губанова, Сашку Овчинникова, пострадавшего на пристани, и даже иеромонаха Савватия, почти восьмидесятилетнего старца, на днях Доставленного в покой с переломом ноги. Его привезли из глухих заволжских скитов, надежно спрятанных в лесах. Этого старца знали многие окрестные крестьяне, и стоило разнестись олуху, что Савватий вышел из своих лесов и гостит в монастыре — деревенские старухи и молодки спешили поделиться с Савватием своими заботами или выслушать его совет. Теперь же он сам нуждался в скорой врачебной помощи — перелом ноги на восьмом десятке дело не шуточное!

За сутки до прибытия судна приехал в Яшму на дрожках из Юрьевца военный фельдшер. Он побывал в бывшей земской больнице, а к вечеру заглянул и в приемный покой монастыря. Мать-игуменья поила его чаем и долго упрашивала принять больных. Тот милостиво обещал похлопотать.

На следующее утро, еще затемно, трех монастырских больных принесли на пристань. Переговоры с госпитальными врачами должны были вести мать-казначея и второй священник, отец Афанасий. Все же мужчина, хоть и в годах!

Несмотря на ранний час, прибежал на пристань и Макарка. Вопреки прогнозам Ивана-мясника отправить раненых оказалось непросто.

Началось с того, что пароход причалил к русинской пристани, а ждали его к самолетской. Усталые монахини-носильщицы подхватили носилки с больными и чуть не бегом пустились берегом к пароходу. На задних носилках лежал Иван-мясник с отстегнутым протезом. Он размахивал им, ругался и понукал монахинь, будто лошадей. Отстала от бегущих старая женщина, провожавшая Сашку Овчинникова — его мать. По слабости здоровья она ничем не могла помочь сыну или носильщицам.