Пасхальные яйца - [12]
— Догадываюсь, — кивнул Алексей Степанович.
— То-то, что догадываетесь, — укоризненно протянула баба Вера. — Сидючи здесь, и посмеяться можно и критику навести на самое даже главное в стране начальство. А он, бедняга, пред их ясные очи предстал. Коленки бы, небось, у любого задрожали. Попробуй ослушаться, тут не то что разжалуют, в тюрьму посадить могут. — Она попыталась сделать страшные глаза, отчего ее круглое доброе личико приняло уморительное выражение. Алексей Степанович невольно улыбнулся.
— Вот вы, милый человек, посмеиваетесь, — с легкой обидой в голосе продолжила старушка. — Наверное, сомневаетесь, откуда бабка про военные порядки знает'? А я замужем была за военным. После войны мой Владимир Николаевич на сверхсрочной остался. Старшиной, по-теперешнему — прапорщиком. Семь лет с ним по гарнизонам моталась, насмотрелась на солдатскую службу, па строгости ихние. Из-за такой жизни бродячей и специальности не приобрела. Помоложе была, официанткой в столовых работала, а потом, когда их там отменили, и посудомойкой и уборщицей. Оно, конечно, любой труд тогда был почетен, грамот у меня полон комод, только платили мало. А муж, как его из-за последствий ранения демобилизовали, такие же копейки по инвалидности получал. Богатства, вишь, не удалось нажить. Помер Владимир Николаевич в шестьдесят четвертом — мне только-только сорок исполнилось, с той поры бобылкой и живу. Детишек-то нам Бог не дал. Потому, может, у меня к Ванюше такое сердечное расположение…
Тут она платочек из кармана кофточки поспешно вынула и дала волю слезам. Алексей Степанович подождал, пока баба Вера выплачется, потом предложил деликатно:
— Вы, гражданка Смирнова, извините меня, что приходится вас расстраивать своими расспросами, но порядок требует выяснить причины самоубийства. Безусловно, такой факт, как расстрел соотечественников, повод уважительный, чтобы себя жизни лишить. Однако, может, здесь и другие какие обстоятельства отрицательную роль сыграли? Какие у него отношения в семье? На службе? Он сейчас, очевидно, в отпуске находился? Ведь, как я вас понял, служил он в Кантемировской дивизии, а она дислоцируется под Москвой.
Под спокойным доброжелательным взглядом следователя баба Вера успокоилась, платочек перед собой на стол положила, принялась за рассказ. Порой вспоминала она разные подробности, не имеющие к делу никакого отношения, но Алексей Степанович не перебивал, рассудив с грустью, что для одинокой старушки, может, и осталась единственная радость — поговорить вволю.
Из показаний свидетельницы Смирновой Веры Никитичны следовало, что покойному Ивану Русакову было от роду тридцать четыре года. День его рождения справляли в июне, а ровно через месяц отмечали ее семидесятилетний юбилей. Тогда Ваня подарил ей красивый цветастый платок. Ирка похвасталась: больших денег стоит. Баба Вера, дуреха, возьми и скажи: лучше бы в таком разе деньжатами одарили, пригодились бы на похороны. Ваня за плечи ее обнял, сказал ласково: «Живи подольше, баба Вера!». А Ирка объяснила, что деньги и сегодня ничего не стоят, а завтра вообще будут так, бумажки. Вот, мол, когда помрет баба Вера, тогда и платок можно продавать за подходящую цену. Ирка, она женщина ехидная, но не злая. А что разорется иногда без причины, так потому что непутевая. И то: ей уж под сорок, она старее Вани года на четыре будет, а все в девках. Да и сказать, чтобы гулящая, какая была, тоже нельзя. Правильно говорится, не родись красивой, а родись счастливой.
С Ваней она познакомилась пять лет назад, на юге вместе дикарями отдыхали. Сейчас простому человеку о южном отдыхе и не мечтай. Тогда промеж них вроде ничего не случилось — Ирка еще больно разборчива была. Ваня-то он, видели, махонький, не видный из себя, а она — фигуристая, глазастая. Но адресок свой ему все-таки оставила. Пару раз он ей написал, она, видать, не ответила, ну и он перестал надоедать своим вниманием. Только вдруг в прошлом году, как раз об эту пору получает Ирка от него письмо, в котором он просится к ней приехать. Она бабе Вере сама то письмо показывала, совета спрашивала. Писал Ванюша ей, что после октябрьских событий жить в Москве не может, пережил такое, что не трудно сойти с ума, надо переменить обстановку, а он сирота, близких никого нет, Ирину же вспоминает все эти годы. Любой женщине приятно такое признание прочитать, тем более что он сообщил, что деньги у него на первое время есть в приличном размере. Баба Вера ее отговаривать не стала, тем более видит, она уже все сама решила.
Заявился Ваня сюда, почитай, уже в феврале. С одним чемоданчиком, но при деньгах — они вскорости корейский цветной телевизор купили. Поначалу он бабе Вере не глянулся — шибздик какой-то. А потом, когда пожили рядышком, очень даже пришелся соседке по душе. Непьющий, только по праздникам себе позволял, вежливый, обходительный. Вон Валентин, что ни слово — мат-перемат, а Ваня со всеми соседями исключительно на «вы» изъяснялся.
И при всем при этом с Иркой у них быстро не заладилось. Она его поначалу Ваней звала, потом Иваном, а уж месяца три кличет не иначе как «квартирантом». А то еще «октябренком» называет. Но это прозвище, как понимает баба Вера, нельзя считать обидным, потому что Ваня, он и на самом деле был, как маленький ребенок — доверчивый, ласковый. Опять же то, что за те октябрьские пакости до сих пор так сильно переживал и не раз перед соседкой казнил себя за свое в них участие, говорит о нем с лучшей стороны. Истинный грех, батюшка ей на исповеди объяснял, тот, что без покаяния остается, тот, что сам человек в гордыне своей и за грех не считает. Сердцем надо понять, что согрешил и покаяться, не таясь, тогда и будет тебе спасение. А Ирка, бессовестная, нет, чтобы посочувствовать человеку, еще издевалась: «Чего ты, баба Вера, его жалеешь? Они ведь, те танкисты, которые тогда стреляли, по миллиону получили». — «Ну, и что? — возражала ей баба Вера. — За такое страшное дело, конечно, поощрение требуется. А как же?!»…
Простые житейские истории, окрашенные светлым и прекрасным чувством любви, рассказаны автором порой с грустью, а порой с лёгкой иронией.Двенадцать любовных историй, и каждая непохожа на другую.
Герои многих произведений Владислава Егорова — наши современники, «воспитанные» недавней эпохой застоя и показухи. Их деяния на поприще бюрократизма и головотяпства стали предметом пристального внимания писателя. Его творческую манеру отличают социальная значимость и злободневность, острота сатирического мышлении, парадоксальность сюжетных построений, широкий диапазон иронии — от добродушного юмора до едкого сарказма.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Однажды утром Майя решается на отчаянный поступок: идет к директору школы и обвиняет своего парня в насилии. Решение дается ей нелегко, она понимает — не все поверят, что Майк, звезда школьной команды по бегу, золотой мальчик, способен на такое. Ее подруга, феминистка-активистка, считает, что нужно бороться за справедливость, и берется организовать акцию протеста, которая в итоге оборачивается мероприятием, не имеющим отношения к проблеме Майи. Вместе девушки пытаются разобраться в себе, в том, кто они на самом деле: сильные личности, точно знающие, чего хотят и чего добиваются, или жертвы, не способные справиться с грузом ответственности, возложенным на них родителями, обществом и ими самими.
Жизнь в стране 404 всё больше становится похожей на сюрреалистический кошмар. Марго, неравнодушная активная женщина, наблюдает, как по разным причинам уезжают из страны её родственники и друзья, и пытается найти в прошлом истоки и причины сегодняшних событий. Калейдоскоп наблюдений превратился в этот сборник рассказов, в каждом из которых — целая жизнь.
История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.