«Пасхальные колокола» и другие рассказы - [50]

И говорил, цитируя слова мудрых книг и поясняя их. И сердце ее горело в ней.

Несмело спросила она:

– А он? Жених мой возлюбленный, которого казнили? Где он?

И услышала кроткий голос:

– Он с тобою.

Подняла удивленный взор на своего спутника и услышала опять:

– Я с тобою всегда, невеста моя милая, – утешься! Или ты меня не узнала, – меня, приходящего втайне?

Радостно взволнованная, спросила Нина:

– Но кто же ты?

И уже не было никого возле Нины. В суетливой толпе, в смутной и тревожной полутьме шумных улиц исчез ее спутник. Только студент с черною коротенькою бородкою оглянулся, усмехаясь, на Нину, услышав ее восторженное восклицание, и прошел равнодушно, попыхивая папироскою.

Но в сердце у Нины была радость, и черные глаза ее горели восторгом. Он с нею, он всегда с нею. В ее сердце, в ее мыслях, в ее поступках, везде он, возлюбленный ее, с нею! Не надо бояться и унывать, надо верить и делать то, что и он делал, любить то же, что и он любил, – с ним делить печали поражения и радости побед. С ним, всегда с ним!

6.

Нина возвращалась домой под веселый звон колоколов пасхальных, и вся пламенела восторгом, и плакала от счастия и от сладостной печали. И светлым праздничным огням, и ветру, веющему вешними утехами, шептала счастливые, безумные шептала слова:

– О, я счастливая! И я была на пути в мой Еммаус, и на моем омраченном пути со мною беседовал он, пришедший ко мне в тишине и втайне, и в моем Еммаусе я, счастливая, счастливая невеста, обрела его!

Аполлон Коринфский. Пасха царя Алексея

1.

1665-м году от Рождества Христова выдалась ранняя Пасха: пришелся Великий День на 26-е марта. А весна-красна точно сговорилась в ту пору с Пасхой раннею: раным-рано сбежали с гор ручьи, – еще до св. Алексея, человека Божия; раньше прежнего воротились в Москву и скворцы-говоруны с певчими-жаворонками; поторопилась и трава-мурава зеленая разодеть в шелка-бархаты лужайки окраин Белокаменной. Весело глядело солнышко на сорок-сороков церквей московских, на зубчатые стены Кремля золотоверхого, на сады боярские, на весь Божий мир. Радостно улыбалось оно лучами своими, роняя их сквозь разноцветные стекла окон в палаты царские…

Да только не радостно было за этими окнами под Светлый праздник: свет очей государевых – царица Марья Ильинична лежала больным-больна уже вторую неделю… Смутно было на душе тишайшего из царей русских – Алексея Михайловича. И не хотел он видеть, да видел, в болезни царицы наказующий перст Божий… И не хотел он ропотом гневить Бога, да – против воли его кроткой – роптало смущенное сердце:

– За что наказуеши, Господи?!

И не находилось ответа в памяти благочестивого помазанника Божия.

Болящую пользовали все лекаря, жившие на Москве. Но больше всех земных врачей прибегала она к Небесному, Воскресавшему, для обновления рода человеческого, в Великий День Свой…

В палатах кремлевских царила тишина…

Скорбную Пасху готовился встречать государь.

– Воскресни, Господи! Воскресни и подыми с одра смертного данную мне Тобою подругу жизни моей! Исцели от недуга лютого болящую царицу Марью!.. – такими словами начинался и заканчивался каждый день Алексея Михайловича в это время. И сердце царя все тише и тише повторяло свой горький ропот: «За что наказуеши, Господи?!..»

В навечерии Светлого праздника слушал царь Алексей полуночницу в «покоевых палатах». Отошла полуночница… По обычаю непокойному, совершился торжественный обряд «царского лицезрения»: видели пресветлые очи державного властелина Земли Русской все высшие дворовые и служилые чины.

Собрался царь к заутрене… Вышел он в золотном опашне с жемчужной нашивкою да с каменьями и в горлатной шапке – в сопровождении бояр, окольничих и всех служилых людей – в Переднюю палату. Перед сенями, на Золотом крыльце, били челом государю все младшие стольники и стряпчие. До собора провожали его – по три человека в ряд, по обе стороны – «поклонившиеся» перед тем вельможи.

Встал царь Алексей в Успенском соборе, супротив патриарха, на обитом червчатым бархатом подножии… И вот, во время Светлой заутрени, достигла слуха государева благостная весть о том, что «Воскрес Христос».

Сотворил целование в уста государь с патриархом, митрополитом, архиепископами, епископами, а все прочее предстоявшее духовенство пожаловал к своей милостивой руке. Из Успенского проследовал царь Алексей в Архангельский и Благовещенский соборы – христосоваться с родителями и приложиться ко святым мощам. Из Благовещенского собора прошел высокий богомолец к себе – «в Верх» (во дворец) – жаловать к руке и красным яйцом бояр, оставленных там «для береженья» царских палат. Всюду сопутствовала ему радостная весть о Воскресении Христовом. Вместе с нею вливалась в сердце государево и светлая надежда… Прошел, взором светел и ликом благостен, царь в покои царицы.

«Христос Воскресе!» – гудели, провожая его к болящей, сорок-сороков московских…

2.

Раз в году – в Светлый праздник Христов, в первый день Пасхи, двери терема царицы отворялись для избранных гостей – «ближних людей». Все они приходили в государынину Золотую палату, называвшуюся «Меньшою» – в отличие от Большой (государевой), – царице челом бить… Христосуясь с гостями, Марья Ильинична всех к руке жаловала, в присутствии супруга-государя.