ПАСХА БЕЗ КРЕСТА ИЛИ ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭКУМЕНИЗМЕ - [5]

— не умовое знание о своих погрешностях, но дух покаянный, ревностная требовательность к себе, ненавидение в себе лукавства, лицемерия, притворства, ненавидение в себе человекоугодия, артистизма, всякой лжи, а не только явных греховных пожеланий. Зрение греха своего — дар Божий, первый дар, который дает благодать Духа Святого тому, кто искренно ищет Бога. Оно сокрушает душу, смиряет ее, не дает ей высоко думать о себе, отрезвляет, вводит внимание внутрь. Кто не узрел грех свой, тот еще не начинал духовную жизнь. Такой человек, если и даст совет, то этот совет не содержит в себе силы, он взят из мечтания, из сонного видения. Слова такого человека — лозунги, действия — актерство. Его знания о духовной жизни — дилетантство, его проповедь — литературщина. Его энергичность не от ревности об истинном богоугождении, а от жажды деятельности в мире сем, "самопожертвование" — не стремление "погубить душу свою" ради собственного спасения, а оживление ее ради избежания требующейся от христианина смерти во Христе. Такой человек не Крест Христов несет, а носится с крестом, обманывая самого себя и других. Вспомним рассказ преподобного Петра Дамаскина: некогда умирал один старец, которого люди почитали святым, своим духовным отцом, плакали безутешно над его одром. А другому, действительно духовному старцу, было открыто Богом в то время, что умиравший на самом деле ни на минуту в своей жизни не упокоил Господа в сердце своем. Святой Петр Дамаскин поясняет, что не давало упокоиться Господу в сердце этого столь высоко чтимого народом подвижника — гордыня и самомнение, страшнее которых в жизни духовной поистине ничего нет.

И именно от незнания своей поврежденности грехом, непонимания самого процесса болезни, от самоуверенности, похвальбы собственным добром и усилиями рождается холодное, пренебрежительное отношение к догматам. Так бывает нередко с людьми, интересующимися лишь нравственно-аскетическими вопросами: они не видят связи догмата с жизнью. И оттого нередко думают: "зачем нам догматы?", "какая разница между религиями?", "есть ли она вообще?" и т. п. Но наступает порой в духовной жизни такое состояние, когда человек полностью изверивается в собственных силах и, уже не надеясь на себя, по необходимости обращается к сверхъестественной помощи — к Богу. Здесь-то и открывается вся великая и даже единственно важная ценность "так называемых догматов".

Крайне, крайне опасна приобретающая сегодня такое распространение тенденция к адогматизму, который чаще всего отрицает не самую истинность Божественных догматов, но лишь необходимость ясного знания их для нравственной, духовной христианской жизни. Такой взгляд полагает догматы чем-то отвлеченным, не имеющим отношения к реальной жизни, обесценивает их, считает практически ненужными, отрицает неразрывную связь догматов и заповедей. Но опять-таки: когда человек изверится в собственных силах, то вдруг оказывается, что "догматы" вовсе не только "истины", то есть не отвлеченные идеи, не знание, не предмет лишь умственного верования, холодного признания, не учение, а наоборот: в них-то и заключается самая подлинная жизнь, или, даже лучше сказать, они-то и суть жизнь души, и только на них основывается, в них коренится, от них получает силу и сама христианская нравственная жизнь, наше доброе поведение. Ибо жизнь души и заключается в причастности к той сверхъестественной жизни, о которой догматы говорят отвлеченно… Тогда догматы приобретают центральное значение, а "нравственные вопросы" — производное, подчиненное, второстепенное… Когда душа поймет это опытно, то от интереса к нравственно-аскетическим вопросам переходит к "жизни догматами", и они становятся для нее самым дорогим. Начинается, зарождается сердечное отношение к догматам, а не умственное; первоначальное знание переходит в общение, а это общение или внутреннее соединение дает подлинное познание. И самый Символ Веры кажется уже тогда не холодным "признанием", а живым исповеданием, горячим свидетельством внутреннего общения с Богом, сердечной любви к Нему. И представлявшиеся некогда холодными догматические истины вдруг зажигаются внутренним огнем и согревают сердце сильнее всех иных средств, ибо жизнь от Бога изливается в сердце исповедующего Его. На соединенную с любовью веру Бог отвечает самооткровением, или общением, на призывание Его Имени — Жизнью в Нем.

Необходимо понять, что Православие — не просто учение о Боге и человеке, не философская система, пытающаяся объяснить мир отвлеченными понятиями и абстрактными формулами мысли, а самая настоящая, действительная жизнь в Боге, постоянное живое и деятельное общение с Ним. Никакая иная религия и понятия не имеет о том действительном мистическом опыте, которым обладает Православие. Именно потому мы и верим в святость наших догматов, что все они есть самое прямое отражение, отпечатление на уровне рассудка того, что открыто людям в мистическом опыте. Богословие Церкви, догматы нашей веры есть общее выражение того, что опытно было познано подвижниками-христианами, и это те богооткровенные истины, которые могут быть опытно познаны каждым православным верующим. Само "христианское богословие есть только средство, только некая совокупность знаний, долженствующая служить той цели, что превосходит всякое знание. Эта конечная цель есть соединение с Богом или