Пасека - [35]

– Кроме штатных охотников, – вступил в разговор Владимир, – сотни любителей. Коопзверпромхоз всю тайгу поделил на участки и раздал. А план? Мама не горюй! Это что? Хозяйский подход или ваше планомерное уничтожение? Лицензию взял на одного кабана, а отстрелял трёх. И так по каждому зверю. – Владимир взял горящую палку посветить, как пропеклась рыба.

– Ты не прав. Примеряешь всех на свой локоток, – оборвал Болотов. – План охотникам дают, исходя из осеннего учёта зверей по первому снегу, чернотропу. Охотоведы этим занимаются грамотно, и сами охотники заинтересованы сохранить зверя. Не такие уж они и хищники, какими ты их рисуешь. А вот то, что браконьеры водятся в тайге, – факт, но, скорее, исключение, чем правило, их единицы. Но ты прав, дополнительную нагрузку на себе тайга чувствует, тут не поспоришь. Одно дело планировать, другое – видеть плоды плановой системы. А она работает на созидание при нравственном подходе и на уничтожение при его отсутствии. Так что Сергей опять прав, надо начинать с себя и быть примером для подражания. Моральный Кодекс перед сном читать. Кстати, ты его с собой в тайгу не прихватил? – пошутил Виктор.

– Вы бы еще подсчитали, сколько за год один тигр давит оленей и кабанов, и это в план вбили.

– А, думаешь, не учитывают? Учитывают. Чтобы сохранить популяцию тигра как биологического вида, она должна быть не менее четырёхсот особей. Иначе она обречена на вымирание.

В разговорах о тайге незаметно прошло с полчаса.

– Рыба готова, – Владимир вилкой отломил кусочек, вдохнул ароматный пар, попробовал на вкус. На лёгком морозце, в свете костра, на фоне тёмных стволов кедров и мерцающих звёзд фигура Владимира высвечивалась, довольная улыбка озаряла его лицо.

– В самый раз, прошу! – и, осторожно подставив алюминиевую чашку, переложил в неё готовые куски, пахнущие дымком, подал на стол. Сложенные штабельком кусочки жирной рыбы поблёскивали, манили, Сергей потянулся первым отведать, обжёг пальцы, но попробовал.

– Да, вкусно, очень вкусно! Всю свою жизнь мечтал вот так, у костра, отведать то, что добыл в тайге, пережить то, что описывал Арсеньев.

– Под такой ужин не грех и рюмочку пропустить, осталось ещё, – Виктор поддел свою порцию вилкой, положил в чашку, разлил водку по стаканчикам.

– Последние ночки проведём в палатке на жердях – и по домам, да первым делом в баньку, – Сергей отломил ещё кусочек кеты закусить, – впечатлений я набрался, особенно от ночёвок на жердях и умываний утром в ледяной воде.

– Ну, не спим же мы, сидя у костра, под открытым небом. – Владимир подвесил подогреть котелок с чаем над огнём. – А когда и спальника нет? Спишь в одной энцефалитке с комарами и тучей мошкары – тогда как? В палатке на жердях – это полный комфорт, а в спальниках – это курорт! И чего вам для счастья не хватает?

– Зато – заработал, – согласился Сергей.

– На что деньги потратишь? – Виктор поднял рюмку, пропустив реплику Владимира.

– На мотоцикл. Я за год учёбы в техникуме стипендии получил меньше, чем здесь заработал за четыре недели.

– Давай выпьем за окончание сезона, за нас, мы друг друга лучше узнали. Чтобы из орехов, что мы собрали, выросло самое продуктивное насаждение! Чтоб у вас жизнь сложилась: Сергей завёл семью, вы оба институт закончили и лесничими стали.

Владимир плеснул себе из котелка в кружку таёжный напиток на лимоннике и диком винограде:

– За такое грех не выпить. Но я символически с вами чаем чокнусь.

Глухо звякнул алюминий кружки о стекло, выпили, закусили. Рыба слегка остыла и стала ещё вкуснее.

Мороз к ночи усилился, проникал сквозь свитера под энцефалитки. Чтобы согреться от костра, пересели к нему спиной. Поужинав, пошли в палатку, один за другим забрались в спальники. Но заснуть не удавалось, перебивали друг друга разговорами. Наконец, усталость взяла своё, и вскоре из палатки послышался мужской храп.

Сергею снилось, как его на железнодорожной станции в Семипалатинске провожает мама в техникум, в Лениногорск. Ехать меньше половины суток, но она переживает, впервые отпуская сына после восьмого класса в самостоятельную жизнь. От каникул до каникул она не будет знать, что происходит в его жизни. Августовский ночной воздух прорезал гудок паровоза, готового к отправке. Состав сдвинулся с места. Резкий гудок раздался снова, у самого уха, Сергей обнял мать, прижал к груди, ощутив родное тепло, увидел тоску во взгляде. Пробежав за вагоном, прыгнул на подножку. Гудок, неестественно резкий, раздался над самым ухом… «Сколько ж это будет продолжаться?» – мелькнула мысль. Сергей приоткрыл глаза.

В палатке стояла сплошная темень, и только сквозь плёнку в оконце светлело со стороны, где догорал костёр. Заворочались и Виктор с Владимиром. Снова донёсся жуткий рёв. От страха у всех таёжников по телу пробежал мороз. Прислушались:

– Кто это? Медведь или тигр? – спросил Сергей.

– Может, медведь попал лапой в петлю браконьера? – гадал Владимир.

– Или тигр наводит на нас ужас, чтобы выгнать из тайги? – фантазировал Сергей.

Владимир чиркнул спичкой, зажёг свечу. У всех были заспанные лица. Быстро оделись, главный лесничий достал из-под спальника винтовку. Оглядываясь по сторонам, таёжники собрали в горку ещё горящие угли, раздули пламя костерка. Он занялся, всё лучше освещая ночную тайгу. Рёв то удалялся, то вновь, казалось, раздавался рядом. К полуночи он стих. Успокоившись, лесники пошли в палатку досыпать.