Паруса в океане - [75]

Астарта и льва привели в чувство. Финикиец, почувствовав сильную жажду, попросил сосуд с пивом, а лев, затравленно рыча и припав к земле, искал глазами лазейку между полосатыми телами, чтобы удрать. Потом Астарт ощутил боль и увидел на своем плече уродливую львиную морду, навек запечатленную татуировкой рубцами. Астарту оказали честь, приняв его в ряды племени.

52. Зов моря

Отец всех рек — так называлось бесконечное болото, поросшее густой травой, лотосами и редкими финиковыми пальмами. В сухой сезон здесь не сыщешь и капли воды, ливни же превращали травянистую равнину в царство зеленой, стоячей воды с водяными черепахами, крабами, рыбой и даже крокодилами. Астарт понимал, что в одиночку он бы никогда не смог одолеть Отца всех рек. В разгар сезона дождей эти пространства считались непроходимыми. Лишь бесшабашные бродяги из малочисленного племени торговцев пускались в путь по болотистой равнине в любое время года. Правда, не пешком — на быках.

Астарт верхом на быке достиг Страны ленивых рек, где проживали чернокожие негоцианты. Название места было удивительно точное: в здешних реках невозможно было обнаружить и признаков течения, настолько отсутствовал какой бы то ни было уклон. Астарт с помощью гостеприимных торговцев соорудил превосходную пирогу из древесной коры и вновь пустился в плавание. Ливийцы утверждали, что река приведет в Страну водяных гор. К сожалению, ветер изменился, теперь он постоянно дул с юго-востока, поэтому финикиец взялся за весло. Он рвался к морю.

Море! Когда цель кажется достижимой, нетерпение становится мучительным. Астарт забыл о пище, сне, отдыхе. Мускулы рук сводило судорогами от непрерывной гребли, мысли путались, Астарту все чаще казалось, что он в водах Тира и спешит так, потому что его ждет Ларит…

Но вот русло повернуло к северу, и когда это дошло до сознания финикийца, над пирогой заполоскал парус. Да и течение стало довольно ощутимым.

Берега реки стали обрывисты и каменисты, много встречалось порогов и водопадов. Астарт переворачивался вместе со своим суденышком бесчисленное множество раз, и счастье его, что на стремнинах ни крокодилы, ни бегемоты на отваживались нападать.

Как ни старался он по шуму определить сюрпризы реки, все-таки ему пришлось искупаться в самом большом водопаде здешних мест.

Закрепив намертво рулевое весло, он уснул, успокоенный ровным быстрым течением. Ночевать на берегу — кощунство, когда впереди море!

Услышав нарастающий грохот воды, падающей с двадцатиметровой высоты, он проснулся, но ничего сделать уже не смог. Сильное течение увлекло его вместе с пирогой в водопад.

Очнулся он, прижатый течением к выступающему из воды валуну. Недалеко, в тихой заводи стоял здоровенный бегемот и остервенело кусал воду. Несколько бегемотов поменьше барахтались в мутной воде и играли обломками пироги.

Астарт выбрался на берег, показав кукиш крокодилам, которые нежились на островке чуть ниже по течению, широко разинув пасти. Камнями отогнав бегемотов, он выудил из воды свой парус. Астарт решил сколотить плот.

Из плотной стены кустарника с шумом выдралась отвратительная свиная рожа и уставилась на финикийца ничего не выражающим взглядом. Астарт выхватил меч. Эта свинья была величиной с бегемота: примерно четыре локтя в длину и два в высоту. Уродливые наросты и огромные клыки вогнали финикийца в страх: быть распоротым этой свиньей, когда до моря рукой подать?" Астарт спасся бегством. Он залез в воду и принялся бросать в зверя камнями. Бородавочник победно прошелся у кромки зарослей и, полоснув попавшийся корень желтым клыком, удалился. Похоже было, что здешние звери не были знакомы с человеком.

Река за последним водопадом растеряла всю свою мощь и превратилась в покорное, ласковое существо. Астарт бесновался на плоту: ему нужно течение, скорость, ветер, а не спокойное плавание вдоль солнечных берегов, поросших светлыми, редкими лесами (за сходство с заброшенными парками их впоследствии назовут парковыми).

Все чаще стали встречаться селения ливийцев: явный признак побережья. Лесистые берега постепенно сменились заболоченными плоскими равнинами с редкими серыми скалами.

Хотя Астарт считал, что сезон дождей кончился, ночью его прополоскал сильнейший прохладный ливень. Перед рассветом, почувствовав признаки лихорадки, Астарт развел костер на плоту и уснул, убаюканный теплом и плеском речных волн.

Проснулся он от сильной качки, торопливо поднялся на ноги. Вокруг свинцовые волны с едва приметными гребнями, серое, низкое небо. Далеко, у самого горизонта, — неясная темная полоска берега.

— Океан! Я в океане!

Астарт трясущимися руками воткнул в паз между бревнами короткую мачту. Истрепанный парус наполнился ветром. Плот понесло к берегу, навстречу отливному течению.

Сознавал ли Астарт, что он совершил немыслимое — прошел неизведанный материк от моря до моря? Наверное, сознавал, ибо даже приступ лихорадки не смог убить его радости.

Часть пятая. возвращения

53. Пигмеи

Ораз устало опустился в глубокое кресло. Раздробленная в последней стычке с ливийцами рука ныла при малейшем движении, поэтому жрец вытянул ноги и застыл в неподвижности, стараясь унять боль.