Паруса в океане - [54]

Кроме того, в дело шла и шкура акулы — для полировки дерева и даже металлов. Из печени вытапливали рыбий жир для светильников.

Скорпион изобрел новую забаву: выпотрошенную акулу бросали за борт и любовались, как она пожирает свои внутренности, плавающие на поверхности.

Астарт увидел сидящего на воде альбатроса, крупную светлую птицу с темными крыльями. Вокруг шныряли акулы, а крылатый странник спокойно смотрел на корабли и пил океанскую воду.

— Наверное, берег близко, — сказал Астарт.

— Здесь, кажется, все по-другому, — откликнулся Агенор, — сто раз я наблюдал альбатросов, как они садятся на воду во время штиля. Здесь же… Трудно судить, близко берег или нет. Может быть, альбатросы вот так и проводят жизнь свою на воде, а не на берегу.

Стайка летающих рыбок запуталась в такелаже и градом посыпалась на головы гребцов.

— Макрели, — прошептал в сильном волнении Фага, свесившись с борта, клянусь чешуей Мелькарта, — золотые макрели!

Круглоголовые рыбины гонялись за летающими рыбками, сверкая пурпурными спинами и золотистыми хвостами.

Но полакомиться макрелями хананеям не пришлось: вся живность вдруг исчезла, и океан превратился в залитую солнцем пустыню. Матросы недоуменно смотрели на воду, сжимая бесполезные остроги и снасти. Болтун тут же уверенно заявил, что в океана макрели — не макрели, а обращенные в рыб грешники, которые неплохо соображают, когда их хотят поддеть на крючок.

— Смотрите! — истошно завопил кто-то, но мало кто успел увидеть вал, стремительно накатившийся с востока.

Сильный удар перевернул галеру и две последние биремы. Раскрытые трюмы остальных кораблей наполнились водой. И снова штиль, солнце, макрели и летающие рыбки. Хананеи, перепуганные непонятным явлением, спешили на помощь тонущим.

— Одиночная волна, — сказал араб, — бывает такое в океане.

Целый день и последующую лунную ночь исправляли повреждения от удара неожиданной волны. Сдавив с двух сторон бортами, поднимали по очереди перевернутые суда, выкачивали из трюмов воду.

— Представляю, сколько жизней унесет эта волна, когда доберется до берега, — произнес Альбатрос.

Араб впервые с уважением посмотрел на адмирала:

— И вправду, для берега она опасней, но тебе же то неведомо?

Альбатрос всячески старался расположить к себе арабского кормчего. Это ему удалось лишь тогда, когда пленник увидел магнитную стрелку. Он забыл обо всем: о гибели своих матросов, о пытках, о собственном предательстве. Порыжевшая от ржавчины стрелка в виде рыбешки, запаянная в стеклянном шаре со специальной прозрачной жидкостью, заворожила его. Альбатрос торжественно обещал отдать арабу драгоценное устройство, тайну финикиян, если тот честно приведет их в страну зинджей. Муссон муссоном, а опытный навигатор вдали от берегов да еще в незнакомых водах просто необходим.

Араб не верил. Финикияне всегда хранили свои тайны больше, чем собственные жизни. А магнитная стрелка — первая тайна сынов моря. Никакой другой народ не имел подобного сосуда с магнитной стрелкой. А если кому из чужаков и приходилось видеть компас древних, то устройство его и пользование им все равно оставалось для него загадкой. Финикияне так и не раскрыли никому тайну компаса, похоронив ее вместе со многими тайнами под руинами своих государств. Однако слухи о магнитной стрелке расползлись по всему миру.

Адмирал поклялся Мелькартом и арабским Илумкугом, что компас отдаст арабу. С этого момента у них установились приятельские отношения.

Ахтой сидел на палубе и рассматривал тени от вбитых в доску гвоздей.

— Великий Ра, Сияющий Ра, пощади мой жалкий разум, — шептал он, измученный и подавленный еще одной тайной природы, — почему твоя огненная ладья изменила свой вечный небесный путь?

Земля в представлении египтян — плоское дно ящика, небо — сияющая крышка его. Солнце, бог Ра, совершает свой незыблемый путь по южной части небосвода, прячась на ночь в Царстве Мертвых. Каково же было удивление Ахтоя, когда при переходе экватора солнце вдруг оказалось над головой и его собственная тень уместилась между ступнями его ног. Когда же солнечный зенит и весь пояс эклиптики переместился к северу, Ахтой заболел: его дух и плоть не выдержали такого потрясения. По ночам его душили кошмары, голова разрывалась от сверлящей боли. "Выходит, путь Ра зависит от местонахождения человека? Боги, не карайте меня за сомнения! Может, Ра совсем на Ра! А творец Хнум создал мир совсем не таким образом, как мы думаем?"

Ахтою вдруг вспомнилось учение о неделимых частицах сидонянина Моха. "Неужели этот безбожник древности был прав? Неужели Хнум создал нас не из глины на гончарном круге, а из невидимых атомов? А может, вовсе и не Хнум нас создал?" И Ахтой совсем пал духом.

Жрец Ораз сладко потянулся у себя на тюфяке, с удовольствием зевнул и вылез на палубу. На глаза попался Ахтой. И Ораз принялся обращать египтянина в истинную веру.

— Отрекись от своего Имхотепа! — потребовал он решительно и поставил перед Ахтоем статуэтку Мелькарта. — Или будешь поклоняться Ваалу хананеев, или полетишь к акулам.

Ахтой, не слыша, не видя ничего перед собой, скорбно покачивал головой, и мысли его витали в мире атомов и мудрых истин.