Паруса смерти - [12]

Когда оба бойца оказались в воде, девушка поспешно перешла к широкому, локтя в четыре-пять, проему, отгороженному от водного пространства двумя толстыми канатами, протянутыми — один на уровне груди, другой — в локте от палубы. Именно в этом проеме перед боем устанавливался абордажный мостик — когтистая драконья лапа.

Противники меж тем скрылись под водой, и накал страстей на борту «Морского Дракона» достиг своего пика. А когда стало понятно, что они больше не покажутся на поверхности, предпочтя смерть поражению, над морем воцарилась почтительная, даже благоговейная тишина. Потом капитан Грейп стал перекрикиваться с каким-то старикашкой, показавшимся на носу бараханского корабля, и напряжение немного спало.

— Ты видела? Нет, ты все видела? — раздался позади Сони хрипловатый от волнения басок.

Девушка обернулась. Перед нею стояли двое здоровенных, с первого взгляда ничем не отличавшихся друг от друга молодых парней: широкие лица, серые, почти круглые глаза, длинные белокурые волосы и начавшие пробиваться бородки.

Радостные улыбки на их лицах тоже были одинаковые.

— Похоже, вам совсем не жалко этих воинов? — удивилась Соня.

— Жалко? — хором переспросили парни и заговорили, перебивая друг друга. Даже голоса у них были одинаковые: молодые ломающиеся баски, так что временами казалось, будто это говорит один человек.

— За что же их жалеть? Каждый настоящий мужчина мечтает о таком конце. О такой смерти. Ведь воин, погибший в бою, с оружием в руках, попадает в чертоги богов. Да, он пирует там с небожителями, ест жареное мясо и запивает его хмельным пивом.

— Вы считаете, что в чертогах небожителей пьют пиво? — не могла не улыбнуться девушка.

— А что же еще? — в один голос удивились парни. — Какой же еще напиток достоин того, чтобы его пили боги? Конечно, пиво! Его там варят в огромных котлах и черпают боевыми шлемами. Разве ты не знала этого?

— Кое-что такое слышала,— кивнула Соня, решив перевести разговор на другое: — А вы что, близнецы?

— Нет, не близнецы. Но мы братья. Это — Нефф, он на год старше меня. А я — Орефф. Мы — сыновья Таркила. Наш отец — знаменитый воин, но два года назад его ранили в руку. Теперь пальцы правой руки у него не гнутся, и наш отец не может удержать в ней меч. А то бы он обязательно отправился с нами в этот набег. Но из-за руки ему пришлось остаться дома, в Йомсе. А здорово ты нас удивила, когда выскочила из-за того тюка парусины!

Теперь Соня узнала их: именно эти двое спугнули ее в парусной кладовой. Она рассмеялась — сейчас события вчерашнего утра казались уже смешными.

— Вы, наверное, действительно очень удивились. Так подскочили и так ударились об потолок головами, что я думала — пробьете его насквозь.

Братья дружно рассмеялись.

— Слушай, а ты правда ванирка? — спросил тот, что стоял слева. Кажется, Орефф.

— Чистокровная,— хладнокровно произнесла Соня.

Это была неправда, но девушка вовсе не собиралась признаваться в том, что отец ее — гирканец. Ведь, рассказав об этом, она запросто могла лишиться жизни. И уж, во всяком случае, лишилась бы свободы, даже той, которой пользовалась на палубе этого корабля. Впрочем, не такой уж это и обман: ведь мать-то у нее действительно родом из Ванахейма… Вспомнив о родителях, девушка сразу поскучнела. Вся ее семья погибла, и произошло это совсем недавно. Душевные раны еще не успели зарубцеваться. До этого страшного события жизненный путь девушки был не так уж богат событиями и переживаниями. Она росла в Туране, не испытывая ни нужды, ни одиночества. Семья ее была зажиточной (благодаря занятиям отца), и в ней всегда царило дружелюбие (главным образом, из-за доброго характера матери). Были у нее братья: старший, который защищал ее в играх со сверстниками, и младший, о котором она могла заботиться. Была сестра — старшая, подружка-наперсница. Безоблачное, счастливое детство закончилось, когда Соню отправили на обучение в столицу, ко двору правительницы. Там из девочки принялись делать светскую даму: обучать хорошим манерам, приучая носить придворные наряды, пользоваться пудрой и духами. Благодаря такому воспитанию, она довольно быстро избавилась от мальчишеских ухваток, которых изрядно набралась в играх с братьями. Немало способствовал тому и возраст: ведь именно в четырнадцать-пятнадцать лет девочки стремительно взрослеют. Соня увлеклась новой жизнью, придворными интригами, тонкостями этикета и моды. Вскоре она, вероятно, стала бы настоящей светской дамой, но тут из дома пришло страшное известие: военный отряд, пришедший из Аквилонии, жестоко расправился с ее родными и даже слугами… А гибель сестры — ее тогда не было в поместье и смерть настигла девушку в монастыре, где она воспитывалась, убедила Соню, что нападение на ее родной дом было не просто бандитской вылазкой. Нет, это была кровная месть! Поняв это, Соня стала заботиться о своей безопасности, и лишь благодаря этому сумела избежать покушения. С тех пор она скиталась по Хайбории. Лишь одно чувство безраздельно владело девушкой — ненависть к аквилонцам. Сейчас перед глазами Сони как живые встали: отец — большущий, грубоватый, громогласный, немного напоминающий разбойника, вспыльчивый, но отходчивый; мать — нежная, добрая; сорванцы-братья; сестра...Девушка вдруг почувствовала, что у нее дрожат губы.