Парус, ветер и любовь - [7]

Маме не нравилось имя Настя, и она звала её Нюся. А папа был доволен, потому что это имя предложила его мама, а для него слово его мамы — это всё! Так стала зваться девочка — Настя для всех, а для мамы Нюся.

Но девочке тоже не нравилось это имя всю жизнь. В садике было пять Насть в одной группе, в школе тоже пять Насть в классе, и в институте в группе несколько Насть, и даже с её фамилией Петрова. Она часто говорила маме: «Неужели нельзя было дать имя поприличнее, например Вероника, или Виктория, или Кира? Эти имена редко встречаются».

Родители всегда были на работе, только ночевать домой приходили да в выходные дни иногда были дома. Мама — врач-анестезиолог, и у мамы часто была срочная работа. Она буквально пропадала на работе и часто ездила на стажировки в Питер. Папа тоже врач — стоматолог, и он тоже частенько пропадал на работе или в шахматном клубе, всё ждал чемпионата, разбирал сложные партии, и ему было не до Насти.

Настя никогда не была маминой дочкой. Настей Петровой занимались бабушка и дедушка. Но больше она была с дедушкой, и её все звали «дедушкина внучка». Он её любил, потому что она была очень спокойным и не капризным ребёнком. К тому же любила режим, и дедушке это было по его характеру, она его ничем не утомляла. А бабушка часто болела, в основном лежала и давала, лёжа, распоряжения дедушке. Так и жили: тихо, мирно, без скандалов.

Правда, мама иногда сильно уставала на работе и поэтому срывалась до крика на всех без исключения, часто у неё голова болела, вызывали скорую, и Насте было жалко маму, но она ничем не могла помочь.

Настя никогда не считала свою маму красивой, ведь акушер сказал при рождении, что девочка красивая и, наверное, похожа на папу, значит, мама была некрасивая. И когда мама смотрелась в зеркало, то Настя ей говорила: «Мама, ты что смотришься в зеркало? Думаешь, что ты красивая? Ты некрасивая, ты просто обыкновенная». Мама удивлённо поднимала брови и смотрела во все глаза на дочь: «А я думала, что для ребёнка всегда мама самая красивая». Настя отворачивалась и, молча, уходила из комнаты.

И ещё ей не нравилась мамина общительность. Как-то ехали в поезде, Настя упала и разбила коленку, мама пошла к проводнице за йодом и разговорилась с ней. «Мам, вот что ты с этой женщиной так разговариваешь, как будто всю жизнь её знаешь?» — был такой выговор. Ей не нравилась мамина простота и доверчивость, но мама ничего не могла изменить, она такой родилась.

Повзрослев, Настя стала понимать, что мама ей самый близкий и дорогой человек, и она о маме очень заботилась, но всё равно то, что не нравилось ей в маме с детства, так и осталось. И она продолжала её критиковать: «Мама, почему ты смолоду перестала следить за своим весом? Сейчас бы не страдала от своей полноты. Человек в состоянии обрести себя таким, как должно. Следить за питанием, за весом, за телом, в конце концов». И мама для неё была как отрицательный пример, какой не надо быть. Пример, который всегда перед глазами.

Когда с Настей случались какие-нибудь неудачи в жизни, она говорила: «Мама, зачем ты меня родила? Мне не радостно от этой жизни». А мама на это отвечала, что она рождена на радость родителям, она была желанным ребёнком. «Но мне от этого не легче», — отвечала дочка. И мама всегда чувствовала какую-то вину перед Настей. То ли за то, что родила её, а она, оказывается, не хотела родиться, то ли за имя, которое отец ей выбрал, а мама виновата.

В общем, виновата мама во всём. Мама как-то сказала Насте:

— Не мамина ты дочка, Нюся.

— Почему? — удивлённо спросила Настя.

— Если бы мамина была, то тебе бы всё в маме нравилось, и ты бы старалась ей подражать. А ты только критикуешь меня. Что же сделаешь, вот такая тебе мама досталась. Родителей не выбирают. Настя помолчала и задумалась.

— А я всегда думала, что я как раз мамина дочка, — сказала Настя и улыбнулась. — Ты, мама, не обижайся, я тебя больше всех люблю. Я сама не знаю, почему так говорила! Я тогда была совсем ребёнком и считала тебя такой серьёзной. А когда ты крутилась возле зеркала, то это расходилось с моим представлением о тебе. И ещё я не любила, когда ты красила ногти на ногах. А сейчас, видишь, сама крашу. Но ты, мне так казалось, не должна была это делать. Не знаю почему, понимаешь? Не знаю!

— Да ладно, Нюся, я на тебя не обижаюсь. Мне просто тогда смешно было это слушать. И, конечно же, ты мамина дочка! Всегда со мною рядом, хоть и критикуешь.

Мама обняла Настю, и они вместе посмеялись над маленькой Нюсей.

— Ты знаешь, Нюся, а вот ты очень права насчёт того, что за своим весом я должна была следить. Наверное, и сейчас не поздно, как ты думаешь? Но сложно, потому что у меня аппетит хороший, — смеётся мама.

Вот она жизнь! Столько людей вокруг, как муравьи, снуют туда-сюда. Кто с поклажей, а кто за ней. А ты идёшь спокойно, озираешься по сторонам, никуда не торопишься и наблюдаешь удивлённо. Где толкнут тебя, где подтолкнут. И никому нет дела ни до кого.

«Вот она жизнь! — молча, восклицает Макс. — А когда сидишь в четырёх стенах за книгой или за компьютером, то безлико проходят дни. Один похож на другой. И внешний мир для тебя не существует». Так думал Макс, влюблённый в компьютер, оставляя его одного ненадолго. С ним он дружил. Правда, иногда интернет-связь сбоила, и тогда Макс считал себя отрезанным от мира. А тот мир, что около, он не замечал и не воспринимал. Он был ему не интересен, потому что всё в этом мире, по мнению Макса, сводится к одному и тому же: отдохнуть, поесть, посплетничать, поворчать на однообразие, на нелюбимую работу, на противных сотрудников. А компьютер (ну и книга тоже) уводит тебя в иной мир, в мир фантазии, нереальности, которая со временем становится реальностью. Так, по крайней мере, считал Макс. Он понимает — и ему все об этом говорят, — что надо учиться и работать, надо зарабатывать себе на жизнь, а не сидеть у кого-то на шее, мечтая у экрана монитора…