Парус - [53]

Случались, правду сказать, и накладочки. Ну да у кого их не бывает. Летят как-то орлы по дороге, смеются, радуются, всё нормально. Вдруг бах! – на полном ходу шофёр на тормоза. Полуторка заюлила, заметалась на дороге, вся связка лбами в задний борт – рассыпалась, и – рвать от машины. Махра зачем-то побежал прямо по «целику», по снегу. Шофёр догоняет. Махра бежит, вязнет в снегу. Упал. Чёрт с ним, пусть срезает! Но шофёр не стал срезать у Генки коньки – шофёр начал пинать Генку ногами. Как тряпичную куклу. Под ребра, по ногам, по заду, в спину. От неожиданности, боли и страха мальчишка в штаны мочился, корчился, закрывался руками. Шофёр пинал. Потом пошёл к машине. Генка валялся будто обваленный в муке, выпотрошенный чебак. В пустых окнах строящегося дома застыли ребята. Не сговариваясь, стали шарить обломки кирпичей. Шофёр схватился за затылок, шапка кувыркнулась в воздухе. Оседая у борта полуторки, он поворачивался, тянулся в ту сторону, откуда прилетел кирпич. Ребята бросились врассыпную.

Только на третий день Генка появился на улице. Был он бледен, вымученно улыбался. «Ну как, Гена? – участливо окружили его ребята. – Здорово он тебя?» – «Да ништяк, пацаны! Он, гад, лежачего. Встать мне не давал. Мне б подняться только – кончал бы подлюгу!» Генка сжал худой кулак, на глаза навернулись слёзы. Отвернулся. Пашка обнял его за плечо. «Брось, Гена! Не переживай. Он, зверюга, получил своё. Будет теперь пинаться!»

Или заявляются Махра и Паха в класс, и оба с ободранными носами.

– Вы чего, ребята?!

– Да опять зола!

– Ну-у! Где?!

– Да возле «Кировки»! – пояснял Пашка, и голос возвышал, чтобы все слышали: – Так что знай, пацаны: возле «Кировки» дорога золой пересыпана! – и опускал голос в досаду: – Нам бы на тормозах проскочить золу-то. Не заметили…

Ляма, сидя на парте, испуганно-удивлённо мотал круглой головой:

– Ты смотри, чего стали с людьми делать, а? Вот это да-а…

– Да уж, чего хорошего, – соглашались с ним люди, – совсем житья не стало…

7

Юра не умел цепляться крючком за машину, и это обстоятельство очень его огорчало. Впрочем, вначале он вообще не умел кататься на коньках. У него их просто не было. Всё привёз из Германии Сергей Илларионович, а коньки забыл. Упустил как-то из виду, может, на глаза не попались. Бывает. И пришлось коньки сыну покупать. После долгих, слёзных просьб, конечно. Но вещь, по мнению Сергея Илларионовича, должна быть долговечной, следовательно, добротной, прежде всего, и поэтому всякие ржавые «дутыши» и «снегуры», поштучно срезанные добычливыми шофёрами на дорогах, но связками продаваемые на базаре (четушка – любая пара твоя!), он покупать не стал. Он зашёл в «Культтовары», или по-местному «Культовар», тут же, на барахолке, и приобрёл новые коньки на ботинках. Размер – сорок третий. Во-первых, Юре на вырост. Во-вторых, Сергей Илларионович полагал, что и сам, при случае, будет осуществлять воскресные оздоровительные вылазки на каток. И непременно с Полиной Романовной. Он будет кататься – Полина Романовна смотреть, как он катается. Сергей Илларионович, будучи студентом, отлично катался на коньках. Эти два обстоятельства были решающими при выборе коньков. Вручая коньки Юре, Сергей Илларионович отчеканил: «Береги их! Конькобежный спорт – это отличный спорт, Юра!»

Когда Юра, вихляясь и ломая ноги, впервые вышел на улицу в здоровенных ботинищах и коньках, Валька Ляма хлопнул себя по ляжкам и заорал: «Пацаны, зырь! Приказ в двух «дугласах» вышел! Сейчас в небо улетит! Дугласы, пацаны!» А Юре – какой там в небо, ему бы на земле-то устоять в этих «дугласах», подаренных папой. Ноги Юрины то буквой «О» закруглятся, то в букву «Х» выгнутся. Ну ладно, это русские буквы. А руки-то вообще иероглифами китайскими по воздуху пишут. А тут ещё р-раз! – ноги Юрины расписались вверху по-японски, и Юра на дороге сидит, очень удивляется: отчего так получилось?

Пашка бросил чистить снег у ворот, со смехом подбежал, протянул черенок деревянной лопаты: «Держись, Юра!» Юра ухватился за черенок, и потихонечку, не торопясь, Пашка повёл его по дороге. А Юра потяпкает коньками – и едет, потяпкает – и едет. Хоть и верхом на букве «О», но едет. Опять же «Х» когда – так того пуще. Красота! «Вот так-то лучше!» – смеялся Пашка.

Каждую зиму городской каток растекался и замерзал по стадиону на окраине городка. Каток не имел ни чёткого размера, ни чётких границ. А если посмотреть на него с другой окраины, с восточной, с гор, то походил он на распластанного осьминога с бездонным жутким глазом, ползущего от городка прочь, в бескрайнюю белую степь. Ещё в первый год войны окрестные жители по ночам растащили забор, скамейки поотпинывали пимами, посширкали пилами столбы и столбики. Чудом уцелела высоченная входная арка – два выстреленных в небо дощатых колодца. Колодцы эти схватились вверху аркой, как два друга не сильно трезвые. На самой арке прибиты были из колотого штакетника замшелые буквы: …А Д И О… «Это «адио» что, спортивное общество такое?» – поинтересовался Юра, когда в первый раз пришёл на каток с Пашкой, Лямой и Махрой. «Ду-у-ура! – в полверсты растянул слово Ляма, но пояснение всё же дал: – Стадион!.. «Адио», тоже мне…»