Пару штрихов тому назад - [8]

Картина дописана, но облегчения Евгению это не принесло. Он заволновался, у него заболела голова – и все, казавшееся безмолвным, вдруг заговорило. Крики птиц стали реалистичными, раздавались шорохи, вздохи, звуки шагов. И трудно было сориентироваться и понять, где именно все это происходит – там, в неведомом краю, в глубине воображения, или же наяву, прямо в комнате. Звуки раздавались со всех сторон. Они не прекращались даже тогда, когда Евгений широко открывал глаза и смотрел на дверь, на окно, на стены – все равно куда, лишь бы избавиться от образа картины.

Боль усиливалась. Евгений сидел на стуле и смотрел на картину. Болела не только голова, но и все тело, особенно руки. Боль сжимала виски, давила на грудь, будто бы примериваясь, как лучше будет уничтожить художника, только что закончившего свою лучшую картину. Ведь что он будет делать теперь, когда вершина творчества пройдена? Просто жить, не творить? Художник не решится так жить, его снова потянет доказывать себе, что он на что-то способен, быть может, даже на нечто большее. Или он будет творить, но вполсилы, не утруждая себя созданием шедевров? Просто жить, как живется, и ничего не предпринимать? Увлечься чем-то новым, добиться успеха там? Боль пришла не для этого.

Евгений не смотрел на картину. Но вся обстановка и мольберт с картиной вдруг стали кружить вокруг него, боль усиливалась. Вдруг перед глазами возникла картина – все кружилось, а она остановилась. Евгений схватился за голову, прижал ее к коленям и посмотрел на пол. Под ногами у него был серый песок, а впереди – сырые, поросшие лишайником бревна ворот. Смотреть по сторонам Евгений боялся. Галлюцинация была на редкость реалистична, как и тогда, когда он в первый раз взялся за эту картину. Даже запах – тяжелый, сырой, несмотря на близость почти что пустыни. И звуки – они не могли быть чем-то посторонним, случайным.

Страшно, очень страшно – Евгений сжался, закрыл руками голову. Усиливалась боль. Сначала он ее не замечал, но более ее терпеть не было никаких сил. По щекам покатились слезы, потом Евгений стал тихонько выть – и к своему ужасу услышал со всех сторон себя эхо, которого не могло быть в маленькой комнате маленькой квартиры с низкими потолками. Он был там, в том месте, которое нарисовал, залезая в свое воображение, в возникшие из ниоткуда видения.

Мария ни о чем не подозревала. Она спокойно отвела дочь в садик и, поняв, что у нее еще сорок минут свободного времени, отправилась на работу пешком. После нескольких дней, проведенных на даче, город казался шумным, гудящим, гремящим. Он удивлял Марию так, как будто она не просто не жила в нем как минимум пару лет, но и вообще никогда не бывала.

Утро кипело, бурлило, заставляло проснуться. Она улыбалась сама себе, засматривалась на витрины магазинов, ловила в стеклах свое отражение и радовалась ему, как ребенок.

«Вот и хорошо, что не опаздываю! Буду на работе в нормальном настроении», – решила она, неторопливо проходя очередной перекресток. Все куда-то мчались, бежали, спешили, рядом по проспекту проносились машины. Но она была выше всего этого. Она просто шла, уверенная в себе, спокойная за себя и своих близких. Наверное, у него закрадывалось подозрение в том, что именно спокойствие притупляет чувства, обезоруживает перед лицом очередных жизненных невзгод. Но ей не хотелось об этом думать – и она не думала.

Мария вообще спокойно и хладнокровно старалась относиться ко всему происходящему в ее жизни. Сказывалась, конечно, работа. Медсестра, и не просто медсестра, а очень хорошая, еще и администратор в одном лице, работающая в неплохой частной клинике, просто не имеет права быть нервной и давать волю эмоциям. Она должна быть сосредоточена и внимательна. Эти качества она умело пристраивала и в обычной жизни. Когда-то они с Евгением учились в одной художественной школе. Только для него рисование стало профессией, делом жизни, а для нее это было всего лишь очередным увлечением. Они встретились спустя несколько лет и быстро поняли, что нужны друг другу. Прямые противоположности друг другу, они вдруг, почти в одночасье, нашли у себя столько общего, что такие совпадения вряд ли могли быть простой случайностью. Мария не стала колебаться и через пару недель после их второй встречи перебралась жить к Евгению.

В Жене Мария души не чаяла и во всем ему доверяла. Конечно, она практически сразу решила, что с его мягким характером и нерешительностью командовать парадом должна именно она – и взяла весь быт, все ответственные дела в свои руки. Евгений не возражал, так как считал, что какие-то чисто мужские обязанности все равно останутся за ним. Он сам делал ремонт в квартире, чинил двери, мебель, телефоны и все, что могло сломаться. Несмотря на творческий склад ума, он неплохо разбирался в электронике, чем приводил Марию в восторг: ну надо же, и физик, и лирик в одном лице. И его сердце принадлежит только ей! Как только на свет появилась Аленка, счастья и у Марии, и у Евгения прибавилось, как и забот, к которым они относились легко и не расстраивались, когда что-то вдруг выходило не так, как они вместе задумали.