Partyzanы & Полицаи - [8]

В этом и была причина такой странной лояльности немецких властей к валюте захваченных территорий. Помимо прямых реквизиций и просто грабежей оккупанты осуществляли и “закупки” необходимого для армии провианта и прочего у местного населения. Ведь иногда купить легче, чем отобрать: продавец сам принесет к тебе свои надежно припрятанные запасы. А “специальный” курс валют гарантировал, что такая закупка по затратам не менее, а то и более эффективна, чем силовые реквизиционные операции.

Во внешней политике любого государства война, торговля и обмен валют всегда настолько тесно связаны, что порой бывает трудно понять, где заканчивается война и начинается торговля, а где игра на курсовой разнице превращается в открытый грабеж. Для капиталистического общества смысл и войны, и торговли, и обмена валют един — обогащение. Способ, который оно выбирает в каждом конкретном случае, зависит от соотношения сил и сравнения сопутствующих затрат и нормы прибыли.

Все это отлично знал бухгалтер артели “Сполохи Коммунизма” Федор Овинов, который, в отличие от споровских коммунистов, читал не только “Критику Готской программы”, но и весь “Капитал” Карла Маркса. Книга в свое время вдохновила его, но не на разрушение власти капитала на земле, а на приобретение оного капитала в личную собственность.

В распоряжении Федьки уже находилась значительная сумма присвоенных им под шумок войны артельных денег. И Федька решил умножить капитал путем игры на курсах валюты. Для осуществления своей затеи Овинов прибег к финансированию торговых операций с захватчиками. Для чего ему пригодились бывшие кулацкие подпевалы, после революции итальянца оставшиеся ни с чем.

Федька ссужал торговцев рублями из ворованной кассы. Те закупали у споровских добытчиков рыбу, птицу, прочий продукт — за обычную кооперативно-заготовительную цену, к которой охотники и рыболовы привыкли за годы советской власти. Надо понимать, что цена эта, установленная советским государством, была заниженной. Далее торговцы сдавали товар интендантам немецких войск и получали оплату оккупационными марками. Цена в марках, установленная немцами, была также ниже рыночной. Но, обменяв в тот же день в имперской кредитной кассе вырученные RKKS обратно на рубли по курсу 1 к 10, коммерсанты получали огромный барыш! Значительную часть прибыли забирал себе Овинов в виде процентов за пользование кредитом, причем по его требованию половину выручки торговцы должны были сдавать обратно свободно конвертируемой валютой — RKKS.

Валютный резерв очень пригодился финансовому предприятию вороватого бухгалтера, когда немецкие кредитные кассы перестали осуществлять обратный обмен RKKS на советские рубли. Тогда Федька смог наконец осуществить свою мечту и приступил к чистому, прямому, бестоварному извлечению дохода из денег. Его операции стали строиться не по классической формуле “Деньги—Товар—Деньги”, а по совершенно постиндустриальной и постмодернистской схеме: “Деньги—Деньги—Деньги”.

Через березовского кума Овинов менял в немецкой кассе рубли на марки по официальному курсу 10 рублей за 1 марку. А желающим совершить обратный обмен на рубли отдавал 1 оккупационную марку за 20 советских рублей. И снова отправлял рубли для обмена на марки, каждый раз удваивая свой капитал, за вычетом только разумных комиссионных кума.

Овинов отошел от финансирования торговли, но споровские купцы-компрадоры успели подняться на своей доле прибыли, а также скрысив часть выручки положенной к сдаче скрысившему артельную кассу бухгалтеру. И занялись внешнеэкономической деятельностью. Они скупали у деревенских мужиков дары озера и леса и везли на продажу в оккупированные города Беларуси и даже в Польшу. А там покупали в торговых фирмах поляков и немцев европейский товар: папиросы, шоколад, галеты, одежду, обувь, граммофоны и прочее, импортировали эти предметы роскоши в Спорово и продавали втридорога споровским аборигенам.

Вместе с товаром проникали в Спорово и чуждые веяния. Вот уже и ходят мужики в австрийских ботинках, вместо исконных лаптей. Читают оккупационные газеты и рекламные материалы, о том, как хорошо ост-арбайтерам на работах в Германии, как чисто, тепло и уютно в трудовых лагерях. А из церкви-клуба граммофон орет немецкие походные марши.

Сами немцы в Спорово еще зайти не могли. Но, подчинив республику финансово и экономически, установили в ней свой марионеточный режим. Через посредство того же кума из Березова, который был женат на свояченице Березовского волостного старшины, бургомистра, оккупационные власти передали своим пособникам ярлык на княжение в Спорове. А те избрали старостой Павлика Утина, который был Овинову помощник и товарищ еще Чубатову в его кулацких делах по разделу общей собственности.

Павлик решил занять сельсовет под свою управу, но его не пустил итальянец, который сидел там на правах гегемона и играл на баяне, куртуазно манерничая с женой Михи Лапотя, который тут же пил самогон и плакал от чувств.

Тогда Утин занял хату напротив сельсовета и повесил на ней флаг суверенной республики Спорово, который был шит из пяти лоскутов разного цвета, чтобы всех запутать. На самом деле Утин не был суверенным, а подчинялся Березовскому бургомистру, которого назначили немцы.