Партизаны третьей мировой. Главный противник - [143]

Я поднялся со стула и, подхватив левой рукой сбрую, а правой автомат, повернулся к выходу. Девушка во время разговора отошла в дальний угол, я на неё не смотрел. Но сейчас в свете лампочки я заметил, что Лера отвернулась к стене, и плечи её мелко подрагивают. Любой, даже очень сильный человек время от времени ищет опору, когда приходит край. Я снова положил сбрую и оружие на стол, шагнул к девушке и крепко обнял её за плечи. От прикосновения она сначала вздрогнула, потом повернулась и, спрятав лицо у меня на груди, беззвучно заплакала. Я бережно, но крепко держал её, не разжимая рук. Так мы стояли довольно долго, пока она не высвободилась и не скрылась за ширмой. Не помню, как я очутился снаружи, вещи и оружие потом нёс, прижимая к груди, до самого закутка в помещении общей казармы разведчиков. Это была довольно просторная ниша в восточном углу первой пещеры. Рядом разместились каптёрка, арсенал и вещевой склад. Вход в нишу завесили куском палаточного оранжевого синтетика, эта штука шуршала от малейшего сквозняка. Я вошёл, когда все уже спали, только Алекс, чья койка была возле самого входа, напротив моей, протирал мягкой ветошью затвор своего автомата. Сапёр щурился, свет маленького налобного фонаря придавал его лицу мрачный вид.

– Хлопцы отдыхают, командир. Я вот дневалю, а чё за шум был у штаба? Очкастый сказал, что Вов ка Саблин чуть атаманшу не застрелил. Он чего, мухоморов переел?

Я решил тоже заняться оружием и снарягой. Усевшись на свою раскладушку, на которой вместо матраса был спальник, я расстелил на полу походный коврик и стал вынимать из подсумков разгрузки автоматные магазины, бережно выложил две гранаты и, повесив сбрую в изголовье на альпинистский штифт, служивший вешалкой, начал разбирать автомат.

– Саблин психанул из–за того, что подстава у него не вышла. Они с Шерманом, оказывается, заодно были…

Как мог я рассказал Алексу обо всём, что случилось, кроме последнего эпизода, конечно. Тот слушал внимательно, время от времени хмурясь. Однако ловкие его руки бестрепетно собирали оружие, и к концу моего короткого рассказа он отставил автомат, прислонив его стволом к стене. Обтерев руки сухой тряпкой и навинтив колпачок на баллончик со смазкой, сапёр тихо выругался.

– Опять небоевые потери. Амерам скоро не придётся даже патроны тратить, мы сами себя перестреляем!

– И что ты предлагаешь?

Алекс погасил фонарь, и его угол погрузился во мрак. Скрипнула раскладушка, и спустя пару долгих мгновений раздался тихий шёпот:

– Спать давай. Толкни, вон, Серого, его вахта до ноль шести.

Потом вдруг кровать снова скрипнула, и сапёр, выступив из темноты, оказался возле моей кровати. Поза была не угрожающей, но с опытным бойцом всегда нужно быть начеку. Внутренне я уже смирился с ещё одним силовым эпизодом, на этот раз твёрдо пообещав себе не выходить за рамки. Алекс хороший сапёр, и в рейдах я бы предпочёл, чтобы он шёл рядом.

– Ты толковый командир, Ропша, ребята тебе теперь верят, я тоже… Не обмани нас, сам же сказал как–то – война идёт. Что там задумал Саблин, теперь уже не важно, у мёртвого не спросишь.

– Не, пока есть чем заняться, а ты дави на массу, дело хорошее.

Я с облегчением в свою очередь отёр ветошью руки и принялся за иглу, чтобы подновить разгрузку. Саблин, безусловно, невовремя устроил концерт, однако благодаря ему я теперь знал меру доверия бойцов, и это была хорошая новость. К тому же, запах волос девушки и её близость в такой неподходящей обстановке всё ещё не отпускали, в голову лезли какие–то левые мысли, которые удалось прогнать только большим усилием воли. Спустя ещё час я вышел из казармы, чтобы немного отдохнуть от чужого сапа и дыхания. Люблю время от времени оказаться в полной тишине, чтобы мысли перестали бестолково роиться. Когда же внутренняя чехарда успокаивается, есть шанс найти некую светлую идейку, хотя на этот раз всё было просто: налетаем между ноль двумя и ноль тремя часами, когда наёмники будут наиболее рассеянными, собираем всё, что можно унести, и уходим в лес…

– Накаркал ты, паря.

Лесник подошёл совсем неслышно, но мне удалось не выказать удивления. Впрочем, старик и не хотел никого пугать, просто ходил так в силу привычки. Чтобы не будоражить людей, я пошёл в сторону тропинки, ведущей к развилке. В это время суток тут мало кто ходил, можно было спокойно поговорить. Мы присели на большой плоский выступ стены, который немного походил на скамью. Дед уселся чуть поодаль, снял кепку в серо–чёрную крупную клетку и отерев пятернёй лицо продолжил:

– Сколько лет по грани ходил, а худого обычным людям ни разу не сделал. Браконьер там, даже медведь–подранок – всех без смертоубийства, миром или хитростью, а тут свой. Аниканов этот мне сети чинить помогал, такие песни пел задушевные! Всё говорил, что жена его в Австрии картины реставрирует, жива, наверное, детишки там же. Радовался мужик, что семья не страдает… Боялся воевать, но не скулил, службу нёс, а я ему как отплатил!

– Тогда зачем стрелял, Андрей Иваныч? Думаешь, амеры его пожалели бы?

– Они–то бы точно не спустили, но это они, не я! Пойми ты, нельзя по своим!..