Партизаны - [22]

Шрифт
Интервал

Улица Вятрачная начиналась за почтой, потом поворачивала к монастырю и выходила за город, превращаясь в тракт, ведущий в Рышев. За вторым поворотом, несколько отступая в глубь улицы, стоял двухэтажный дом. Вход в квартиру со двора. Двери всегда открывает старая женщина. Крогулец осматривал входящих, движением руки указывал, куда сесть. Молчал. Они тоже не решались заговорить.

— Начинаем, — сказал он наконец. — Мы получили боевое задание. — Взмахом руки он приостановил возбужденный гул. — Виська, раздавай оружие.

Как командир отделения, автомат получил Мак, Метек — парабеллум, две обоймы и гранату. Пистолет он засунул за ремень, гранату положил в карман. Крогулец внимательно их осмотрел, положил на стол листок бумаги, что-то нарисовал на нем и начал говорить:

— Улица Крента, Мицкевича, Костюшко… Мицкевича, семь. Там живет… — Он вдруг замолчал, взглянул перед собой, словно о чем-то еще подумал, и быстро, решительно произнес: — Предатель Борчак. Мы должны привести в исполнение приговор подпольного суда. Выполнит это… — Крогулец на мгновение замолчал и стал всматриваться в побледневшие лица ребят, — боец Молот.

Метек будто не слышал слов Крогульца. Он продолжал смотреть на листок бумаги. Сержант что-то еще говорил, а затем взял Метека за плечо:

— Ты понял?

— Слушаю.

— Рядовой Молот! Запомните: я вхожу первым, вы за мной. Мак подстраховывает нас у дома. Сенк возле калитки. Я читаю приговор, в этот момент… — Он замолчал на мгновение, потом закончил: — Ты уничтожаешь этого сукина сына.

— Так точно!

— Можно курить.

Мак вынул сигареты и пустил их по кругу. Затрещали зажигалки, и дым потянулся узенькой полоской. Метек заметил, что ребята и Вися украдкой поглядывают на него со странным выражением на лицах. Постепенно он осознал значение слов Крогульца. Борчак стал заниматься предательством сразу же после прихода немцев. Подлец и подонок, он давно заслужил пулю. Но одно дело сказать это, а другое — привести приговор в исполнение… Может, сержант ошибся? Метек чуть не сказал вслух, что он не может просто так убить человека. Если бы в бою…

— Идем. — Крогулец посмотрел на часы. — Помните задание?

— Так точно, — ответил за всех Мак.

— Это наша первая серьезная операция. Вы же сами так рвались… Провалите ее — ноги из зада повырываю, отправлю в пехоту. В диверсионной группе все должно идти как по нотам.

Он умышленно говорил грубо, скрывая за словами собственное волнение. Боялся за хлопцев. Вроде бы уже подготовлены… Но одно дело занятия, а другое — боевое задание. За время своей военной жизни он уже повидал молодцов, скуливших, как испуганные щенки. Он прекрасно понимал, что предстоит подлинная проверка людей.

— Виська, ты первая…

Спустя минут десять двинулись остальные. Спускались сумерки. Крогулец так рассчитал, чтобы закончить операцию перед самым комендантским часом. Коваль шел рядом с сержантом и про себя повторял последовательность своих действий: когда Крогулец начнет читать приговор, он должен вынуть пистолет, снять с предохранителя и… Тут мысль обрывалась. Метек начинал сначала и вновь на том же месте останавливался…

В начале улицы Мицкевича мимо них прошла Вися. Кивнула головой, что все в порядке. Крогулец взглянул на Метека. Что-то ему в нем не понравилось, он процедил сквозь зубы:

— В штаны не навалишь?

— Что вы…

— Тогда держись…

Сзади шли Мак и Сенк. Крогулец остановился, потом резко повернул к калитке. Метек — за ним. Сержант был уже возле крыльца. Заскрипели ступеньки. Коваль прижался спиной к стене, проглотил слюну. Кто-то открыл дверь. Крогулец сделал резкое движение вперед, послышался чей-то голос. На кухне вспыхнул свет. Метек увидел стоявшего возле стола Борчака. Он медленно поднимал руки вверх. Сержант вынул из кармана приговор и стал читать. Метек не слышал ни одного слова. Борчак внезапно рухнул на колени и пополз к сержанту. И тогда Коваль медленно вынул пистолет, снял его с предохранителя и, не зная, кончил ли Крогулец чтение, выстрелил в большое, дрожащее и скулящее тело. Толчок пистолета в руку и маленький язычок пламени у кончика дула словно пробудили его от глубокого сна. Он потом сам не мог понять, откуда взялось такое спокойствие и хладнокровие. Выстрелил второй раз, почти приложив дуло к виску предателя. Крогулец наклонился, положил листок бумаги на грудь Борчака.

— Уходим! — резко скомандовал сержант. — За мной!

Прокрались между домами и вышли в предместье.

Жандармы могут примчаться в любую минуту. Следовательно, все зависит от быстроты и ориентировки. К счастью, не встретили ни одного немца. На улице Вятрачной сдали оружие. Крогулец тут же приказал уходить. Метек вышел один. Сразу же возле калитки он натолкнулся на Висю.

— Ты чего ждешь? — спросил он машинально. — Сейчас же начнется комендантский час. Сегодня наверняка будет горячо.

— Стою. Просто так.

— Идем.

— Куда? — спросила девушка, и Метек внезапно подумал, что ничего о ней не знает. Какое у нее настоящее имя, где живет…

— Домой…

— Хорошо.

Свернули на тропинку, проходившую между хозяйственными постройками. Метеку страшно хотелось закурить, но он боялся. Мысли беспрерывно возвращали его на кухню Борчака. Ему казалось, что у него на одежде осталась кровь убитого. Он совсем забыл о шедшей рядом с ним девушке, каждую минуту ощупывал пиджак, ему казалось, что он явственно ощущает пятна липкой влаги.


Рекомендуем почитать
Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Сильные духом (в сокращении)

Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.