Партизанской тропой - [82]

Редко выдавалась у партизан свободная минута. Но и ее люди умели проводить с пользой. Часто я видел в руках у своих товарищей какую-нибудь книгу, и почти всегда оказывалось, что это книга Тараса Шевченко. Их бережно хранили, они переходили из рук погибшего к другому партизану, как бесценная реликвия. Стихи и песни Тараса ходили в списках, а когда не оказывалось под руками книг, в отряде всегда находился человек, знавший наизусть шевченковские строки. Он декламировал товарищам стихи, разучивал с ними песни поэта. Эти минуты и часы надолго оставались в памяти людей.

Такова великая сила поэта. Стопятидесятилетие великого кобзаря отмечало все прогрессивное человечество. Мне часто вспоминается крутой берег, высокий гранитный постамент и величественная бронзовая фигура певца, любующегося вольными водами реки. Вспоминается то время, когда я, казах-партизан, стоял у памятника вместе со своими боевыми друзьями и сердце мое переполняли песни кобзаря. Эти песни звали нас к борьбе и свободе, вели к победе и миру. Великий поклон тебе за это, Тарас, низкий поклон земле Тараса — Украине, взрастившей славного народного певца.

…Когда я после войны впервые взялся за перо, стал писать о подвигах моих друзей, украинских партизан, мне припомнились задушевные беседы у костра, печальные и мужественные песни, многострадальная и славная земля Тараса. Я, как и многие, сражался на земле Украины и горжусь сейчас, что мне довелось вместе с земляками кобзаря отстаивать в боях нашу славную многонациональную Родину.

СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ

Несколько лет назад я получил письмо из Киева. Писал мне Алексей Васильевич Крячек, бывший начальник санитарной службы партизанского соединения. Был он в ту пору очень болен, врачебная комиссия признала его инвалидом и запретила ему работать. Вот что писал мне тогда мой старый друг-партизан.

«…Я долго не проживу. Но в панику не впадаю, о смерти не думаю. Смерти я не боялся и не боюсь… Во время борьбы в тылу врага меня семь раз ловили немецкие палачи. В последний раз во время выполнения задания командования — нам надо было связаться с партизанами, действующими за Черкассами по Днепру, — враги снова схватили меня. Мне пришлось плыть пароходом вместе с фашистами. И вот на Каневской пристани немецкий комендант города Канева устроил на пароходе повальный обыск. Меня арестовали, как партизана. Восемь дней допрашивали с тяжелыми пытками, не давая ни еды, ни питья.

Потом, когда я вырвался из рук палачей, — помнишь? — мы организовали с тобой смелую вылазку и потопили шесть барж, груженных хлебом. Не дали фашистам увезти украинский хлеб в Германию!.. Может быть, как врачу, мне не нужно было бы заниматься этим? Но меня воспитала партия, советская власть, и я защищал свое отечество по велению сердца, не боясь смерти. Делал так, как совесть подсказывала… Дорогой друг! Нам не стыдно перед Родиной. А на свете можно прожить по-разному…»

Прочитал я это письмо и понял, что очень трудно приходится моему другу. Много труднее, чем было в самых жестоких боях. Человек вышел из строя. Что может быть обиднее и страшнее этого? Я послал ему телеграмму, сердечное письмо. Беда товарища взволновала десятки его друзей-партизан. Дружеское участие подбодрило старого партизана. Он и сейчас живет и стойко борется со своим тяжелым недугом. Победила верная, бескорыстная партизанская дружба. Она оказалась сильнее смерти.

…В моей партизанской почте сотни и сотни писем и телеграмм. За двадцать лет, прошедших после войны, наша боевая дружба не только не угасла, но еще более окрепла. В свободные часы я часто просматриваю свою почту, читаю и перечитываю письма дорогих мне людей.

«Арктическое плавание завершил благополучно. С приветом Анатолий».

Эта телеграмма пришла от прославленного капитана теплохода «Кооперация» Анатолия Янцелевича, бывшего партизана. В тот же день такую телеграмму он отправил в Киев и Ужгород, в Черкассы и Канев, в село Вьюнище и в Дарницу… Словом, во все места, где живут его друзья.

Товарищи пишут мне о своей работе, рассказывают об учебе, о своих семьях, делятся воспоминаниями. Некоторые письма нельзя читать без волнения и слез. Вот одно из таких старых писем.

«Здравствуй, дорогой товарищ! Тебя может удивить, кто это пишет… Это же я, Дуся Шевченко. Помнишь двух девушек, что пришли в партизанский отряд, вырвавшись из немецкого эшелона?.. Нас увозили в Германию, а партизаны освободили… Теперь моя фамилия изменилась, я стала Повяковой Дусей. Мне случайно пришлось узнать, что ты выслал Ивану Гаману две книги о нашем отряде. Вышли мне. Хочу, чтобы все знали о нашем отряде.

…У меня двое детей, девочка и мальчик. Мальчику одиннадцать лет, ходит в четвертый класс, а девочке пять лет. Только обидно и жалко, что нет у них отца. Жаль, что и его не миновала пуля, та, что попала в Примака. Жалко хороших людей. Как вспомню, как он плакал, когда мы уходили в штаб, больно и горько становится… На этом разреши окончить мое короткое письмо. Жду ответа.

Дуся».

«Помнишь?» — спрашивает Дуся. Как же мне не помнить всех этих замечательных людей? Как забыть геройскую гибель нашего командира Примака? Как не помнить семью патриотов Ивана Гамана? Вот и его письмо перед глазами. Большое, на четырех листах. Храбрый партизан стал начальником отделения связи. Заочно окончил техникум, обзавелся семьей. Живет счастливой, полной жизнью. А сколько горя хлебнул он в подполье, сколько раз подстерегала его смерть в боях с карателями? Выстоял храбрый человек, победил тяжелые невзгоды.