Партизанской тропой - [75]

…Я читаю его письмо и вспоминаю. Несколько раз приходилось бывать мне в селе Македоны в гостеприимном доме Абраменко. Помнится, как в те короткие тревожные встречи маленький Витя забирался к отцу на колени и не отрывал от него своих широко открытых детских глаз. И хотя мы должны были быть осторожными, Николай Михайлович целовал своего маленького сына, подбрасывал его к потолку, громко и счастливо смеялся… Помнишь ли ты это, Витя? Конечно, помнишь. Такое никогда не забывается.

Я рассказал Виктору обо всем. Письмо получилось большое, потому что я стремился не пропустить в нем никакой, даже маленькой подробности из того, что знал о жизни Марии Николаевны и Николая Абраменко. Они красиво жили, отважно боролись, и сын вправе гордиться ими, брать с них пример.

Абраменко Виктор Николаевич — сын партизана.

Виктор Абраменко сразу ответил. Из его второго письма я узнал, как жил эти годы партизанский сын. В 1946 году один из бойцов нашего партизанского отряда разыскал Виктора и забрал с собой. Потом он воспитывался в детском доме. Из детского дома воспитатели направили Виктора в Одессу для поступления в Нахимовское училище. Но мальчика ждало разочарование. Он оказался старше, чем требовалось для поступления в училище, и ему отказали.

Виктор Абраменко еще в детском доме занимался спортом. Увлекался он им и в школе ФЗО, где получил спортивный разряд. Дирекция школы учла призвание Виктора и рекомендовала его в Ленинградский техникум физкультуры и спорта. Так партизанский сын вырос и нашел свое место в жизни.

…Теперь Виктор живет в Киеве, обзавелся семьей. Думая о его жизни, я не могу не гордиться своей Родиной, нашими людьми. Потеряв родителей, Виктор не остался сиротой. Советские люди, рискуя жизнью, спасли его от гибели, окружили отеческой заботой, воспитали.

Доброго пути тебе и большого человеческого счастья в жизни, Виктор, наш дорогой партизанский сын!

ЛЕТЧИК ЛАВРИНЕНКОВ

Солидный генерал с двумя золотыми звездами Героя Советского Союза глядит на меня с фотографии. Это — прославленный летчик, крупный военачальник. Но я вижу сейчас не генерала, а коренастого молодого человека с волевым мужественным лицом, с пронзительным взглядом из-под густых нависших бровей. Я вижу Володю Лавриненкова. Память уносит меня на двадцать лет назад в приднепровские леса, в партизанское соединение имени Чапаева. Там, в тылу врага, впервые встретились мы с ним, и товарищи навсегда полюбили его за беззаветную храбрость и высокое чувство долга перед Родиной.

Отчетливо помню день нашего знакомства. Ранним утром я вернулся с операции и отдыхал в землянке комиссара соединения Емельяна Демьяновича Ломако. Ночь прошла удачно, я со своим отрядом выполнил задание, не потеряв ни одного человека, и поэтому, должно быть, мне спалось особенно хорошо. Однако поспать мне на этот раз долго не пришлось. Во сне я почувствовал вдруг, что кто-то сильно дергает меня за ногу. По партизанской привычке схватился за пистолет и быстро вскочил.

— В чем дело? — недовольно и тревожно спросил я комиссара.

— Вставай, — сказал Ломако. — Сигнал с дальнего поста. Вызывают кого-нибудь из командиров.

Через минуту мы уже были наверху и торопливо шагали по лесу. Партизанский лагерь сильно охранялся. Далеко вокруг были расставлены посты и секреты. Никто не мог попасть к партизанам без разрешения командира или комиссара. Посты задерживали всех приходящих и с помощью секретной сигнализации сообщали об этом командованию. Таков был строгий порядок, гарантировавший партизан от проникновения в лагерь вражеских лазутчиков. Выйдя на опушку леса, где в кустах был замаскирован секретный пост, мы увидели часового и двух человек в потрепанной одежде.

— Вот, — сказал часовой, — летчиками себя называют. Говорят, что из плена убежали, просят доставить к командиру.

— К какому командиру? — нарочито удивился Ломако. — Здесь нет воинских частей, нет и командиров.

— Не мути воду, товарищ, — нетерпеливо сказал плечистый паренек и сердито сверкнул глазами. — Мы действительно летчики, были сбиты, попали в руки к немцам, а теперь вырвались и пришли к вам. К вам, к партизанам…

Я заметил под рваным комбинезоном говорившего куртку на «молнии», у другого из-под плаща виднелся военный китель. Тем не менее они, конечно, мало походили на военных. Либо их раздели фашисты, когда брали в плен, либо они долго маялись в плену и растеряли, износили свое обмундирование. Я знал, что летчиков обычно одевали очень хорошо, их форма резко отличалась от одежды других родов войск. Как верить этим людям? Враг коварен. Он может выдать себя и за летчика, и за кого угодно. Но что-то располагающее было в смелых, честных глазах пришельцев, и мое недоверие как-то быстро стало улетучиваться.

— Когда вас сбили? Где? — спросил Ломако.

— 23 августа, в районе Таганрога, — твердо ответил летчик, видно, понимавший неизбежность такого допроса.

— Где расположен лагерь, откуда вы бежали?

— Нас везли в Берлин, — вздохнул летчик. — Вот с ним, с моим товарищем Виктором Карюкиным. У города Фастова мы выпрыгнули из эшелона и спаслись.

— А как ваша фамилия? — Ломако спросил это уже не так строго.