Партизанские встречи - [22]
Секретари Трубчевского райкома поговорили с девушками о том, как вести работу, снабдили свежими листовками, и Вера с подругами ушла домой.
— Надеюсь на вас, — прощаясь сказал Бондаренко. — Осторожность и спокойствие в вашей работе — главное. Как зеницу ока берегите организацию.
Вера ответила и за себя и за подруг:
— Алексей Дмитриевич, мы скорее погибнем, а организацию убережем.
Разведку, подготовку людей к вооружению городского актива возложили на Ивана Абрамовича и Дарнева. К этому времени Дарнев был уже командиром группы в отряде, но попрежнему продолжал поддерживать связь с городом.
Вскоре Литвин прислал через Дарнева сведения, что в Трубчевск прибывает эсэсовский отряд. Он пройдет из Гнилева на Радутино и на Трубчевск. Пришли вести и от Тимофея Ивановича. Их принес Андрейка.
Однажды поздно вечером в штабную землянку партизаны привели мальчика с завязанными глазами. В землянке повязку сняли. Бондаренко и Дарнев сразу узнали Андрейку.
— Ага! Попался, — пошутил Бондаренко. — Теперь, брат, не убежишь.
Андрейка протирал глаза рукавом не по росту сшитой шубы, но знакомые лица расплывались. Видимо, он устал и замерз и не сразу поверил своим глазам, хотя и обрадовался, что наконец-то, кажется, мытарства его кончились. Он даже попытался рассмеяться, но из глаз невольно покатились слезы.
Бондаренко подошел к мальчику, поцеловал его, торжественно подвел к столу и посадил рядом.
— А хвастал: никогда не плачу! — сказал Бондаренко. — Смотри, какой чумазый!.. Рассказывай, с чем пришел.
Андрейка ещё раз махнул по лицу рукавом шубы и сказал:
— Сейчас, дяденька… — Он исподлобья глянул на доставивших его двух партизан. — Они вон… Я им говорил — к вам иду. Срочно надо. А они: «Верим, говорят, а в полотенце тебя всё равно укутаем. Так, говорят, полагается». Аж лоб болит.
Бондаренко кивнул партизанам, конвоировавшим Андрейку. Когда они вышли, снял с мальчика шапку, шубу, бросил их на кровать.
— Зачем же так срочно я тебе понадобился? — спросил он.
Андрейка кашлянул, поерзал на скамейке, сел попрямее и с серьезностью старого деда повел рассказ.
— Все деревни дочиста сжигают и людей бьют. Никого не щадят немцы. Даже детишек в огонь бросают, — волнуясь и убыстряя рассказ, говорил Андрейка.
— И вашу деревню сожгли? — спросил Бондаренко.
— Нет. Наша пока цела. У нас штаб немецкий разместился. Никто из деревни не имеет права выходить. Вот Тимофей Иванович меня к вам и послал с письмом. Мамка письмо в штаны мне зашила.
Дарнев помог Андрейке извлечь зашитое письмо. Бондаренко бегло просмотрел его.
— Небось, есть хочешь? — спросил он Андрейку. — Поешь и ложись спать. Отдохни.
— Дядя Лёша, — спросил Андрейка Дарнева. — А где тётя Вера?
— Ее тут нет, Андрейка.
— А где она? Всё ещё в городе? А я думал, увижу её здесь. Скоро она вместе с вами будет?
— Скоро, — ответил за Дарнева Бондаренко. — Скоро все будем вместе, Андрейка. Бери ложку, ешь и отдыхай.
Пока Андрейка управлялся с ложкой так, что за ушами трещало, Бондаренко подал Дарневу письмо. Тимофей Иванович писал:
«Карательные отряды «СС» свирепствуют, все сёла поблизости от железной дороги сжигают. Милости нет ни старым, ни малым. Из нашей деревни носа за околицу никому не высунуть. Кое-как снарядил к вам Андрейку. Пока его не отпускайте домой. Люди бегут в леса. Принимайте их. Карательный отряд в шестьсот человек пройдет на Трубчевск. Из Почепа выступит завтра».
Тимофей Иванович передавал также точные данные о других экспедициях карателей, наблюдения за железной дорогой, которая после взрыва виадука не работала семь дней, а теперь поезда проходили в обе стороны через каждые полчаса.
На следующий день в штабе Бондаренко состоялось совещание, где решался вопрос, как быть: пропустить эсэсовцев, не трогать их или растрепать на подступах к Трубчевску?
— Пусть они идут в Трубчевск на здоровье, — сказал Бондаренко, — а мы их на дороге встретим, дорогих гостей, как полагается: железным хлебом да стальной солью…
Трубчевский райком вынес решение разгромить эсэсовцев.
16
Между селами Гнилево и Радутино есть красивое местечко. Веками здесь весенние воды прокладывали путь в Десну. Глубокий овраг начинался от самой дороги и спускался к реке. Медленно, из года в год, овраг этот удлинялся, дорога отступала, огибая его начало. Война ускорила то, что силилась проделать природа: с северо-востока к оврагу пролег глубокий противотанковый ров и перерезал дорогу. Для проезда в этом месте перекинули небольшой мост и тщательно его укрепили. Здесь соорудили дзоты и пулеметные гнезда. Так всё и сохранилось.
Овраг носил странное название — «Старцев вражек». Когда-то мимо него тянулись вереницы богомольцев к святым киевским местам. Утомившиеся старцы отдыхали в тенистом овраге, останавливались здесь на ночлег. Именем старцев, видимо, и назвали овраг, почему-то отняв у слова «овражек» первую букву. В Старцевом вражке партизаны и решили устроить засаду на эсэсовцев.
Засада была устроена лобовая и, как ещё говорят, однобортная.
В засаду пошли командир, комиссар и все работники райкома партии. Они засели рядом с бойцами в дзотах, в овраге и в противотанковом рву.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.