Партизанские встречи - [20]
Из-за метели состав шел медленно, но уже отчетливо был слышен грохот колес. Вот из мглы появились очертания состава. Паровоз приближался к минам.
— Огонь!
Вера дернула шнур. К небу взметнулись четыре языка красного пламени. Сильный учетверенный взрыв потряс воздух. Мины сработали все, и полуоглохшие подрывники вместе с Дарнсвым быстро направились к месту сбора.
Дарнев шел последним. По телу еще пробегала нервная дрожь. «Есть чем порадовать Бондаренко», — думал он. Сзади что-то трещало, звенело. Застрочил пулемет, поднялись красные ракеты. Свет их в метели был еле-еле виден. Над головами промелькнуло несколько трассирующих пуль.
Дарнев прилег: «Неужели нащупали?» Светляки уходили дальше вправо, затем их не стало видно: враг обстреливал местность наугад. Дарнев огляделся: состав горел бледным пламенем, едва заметным сквозь метель; ветер принес запах гари.
В условленном месте Дарнева ждали товарищи. Литвин спросил:
— Вера и Сергей с тобой?
— Они же впереди меня шли.
Дарнев хотел сразу же вернуться по следу. Литвин удержал его и спокойно сказал:
— Подождем немного.
Дарнев зло взметнул глаза на Литвина.
Литвин взглянул на часы. Было три часа ночи. Вскоре он снова посмотрел на светящийся циферблат: было только десять минут четвертого. Как мучительно долго длится ожидание! Как страшно ожидать!
Люди всматривались во мглу. Ветер доносил глухие взрывы, выстрелы. А Веры и Сергея не было. «Что случилось с ними?»
Вдруг белые, точно привидения, они явились. Вера тяжело опустилась на снег, почти упала. Дарнев склонился над ней.
— Ранена?
— Нет, — ответил Сергей, — заблудились. Ни черта не видно! Остановились посмотреть — что там. Поджилки хотя и трясутся, а посмотреть хочется. Пока наслаждались — ни вас, ни вашего следа — как провалились! Мы малость вправо и ударились.
Когда партизаны уходили из своего убежища в лесу, их нагнал продолжительный тревожный гудок паровоза из Почепа. Он долго плыл над полями, над лесом, плыл долго и умолк, когда паровоз приблизился к месту катастрофы.
— Алексей! Слышал? — спросил Сергей. Он шел рядом с подводой Дарнева.
— Что?
— Паровоз мертвому припарки доставил.
Дарнев засмеялся.
— А всё-таки давай спешить. А то как бы нас не припарили.
Сергей побежал на переднюю подводу. По ветру стало идти легче, местами лошади трусили рысцой.
До половины пути Дарнев и Вера ехали на одной подводе. Им хотелось смотреть друг другу в глаза и говорить. Но снег слепил, и приходилось прятать лицо.
— Поглядеть друг на друга не дает проклятый ветер, — смеясь сказала Вера.
— Зачем его проклинать? — возразил Дарнев. — Видишь, как здорово он нам помог.
— Это там. А тут мешает.
— О чём ты там думала, Вера?
— Не о чем, а о ком… О тебе, Лёка.
— Я тоже думал о тебе, Вера. Как ты будешь там, в Трубчевске? Тяжело, опасно.
Вера не дала договорить Алексею.
— Как все. Не будем думать об этом. Я знаю, ты боишься за меня. Это, понимаешь ли, не то, это немножко эгоизм…
— Насчет «измов» ты мастерица. Обязательно что-нибудь прилепишь. Ну, а как думать о тебе велишь?
— Так, как я о тебе… Идет война… Слово «страшная» надо говорить? Нет? Правильно: война и без прилагательных страшная. Мы с тобой там, где наши люди выполняют свой долг. Дело их кажется небольшим, но крайне нужным для всеобщего большого дела, для нашей победы. Ты растешь, вырастаешь в скромного, отважного командира… Победили. Нет войны. Будет радостно, весело… Мы с тобой пойдем учиться тому, как воспитывать детей, и наших с тобой детей…
Алексей засмеялся. Неожиданно обнял Веру, горячо поцеловал её. Вера не отстранила Дарнева. Помолчав, сказала:
— Почему ты смеешься? Ты, верно, меня неправильно понял, Лёка… У нас с тобой и сейчас есть дети — дети войны. Ты знаешь… У меня не выходит из головы Андрейка. Он ещё с матерью и за её спиной играет в хозяина, в главу семьи. Как он будет жить завтра, если что случится с Ильиничной? А сколько обездоленных, таких, как Андрейка. А сколько их ещё будет!
Вера замолчала. Алексей, закрыв глаза, тоже молчал.
— Спишь? — шепотом спросила Вера.
— Что ты, Вера! — Он приподнялся на локте, тихо сказал: — Ты говорила об Андрейке, о детях, потерявших родителей, а я видел себя… И видел себя каким-то сказочным защитником и спасителем их.
Он повернул голову и подбородком прижал к своему плечу руку Веры в холодной рукавице.
— А ещё, — сказала Вера… — А ещё, Лека, знаешь… Я почему-то вспомнила об Александре Христофоровиче.
— А надо ли сейчас о нём вспоминать?
— Надо. Я хочу, чтоб ты о нём вспомнил… Помнишь собрание о воспитании, когда ты не спорил с ним, а просто бранил его?
Дарнев вспомнил собрание и как он после собрания старался не замечать Александра Христофоровича. И всё это потому, что, условившись с Верой о встрече в саду, он нашел её в обществе всё того же Александра Христофоровича. Учитель небрежно крутил в руке ещё не распустившуюся розу. Такой же едва распустившийся белый цветок был в волосах Веры.
Увидев Александра Христофоровича, Дарнев хотел пройти мимо, но Вера остановила его.
— Что ты? — сказала она, — куда? Хоть здравствуй скажи.
— Прощай, — сказал Дарнев.
— Побудь хоть немного с нами…
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.