Партизанская быль - [28]

— А это что, немецкие служаки? — громче всех закричал Юрченко. Он, кажется, готов был теперь разорвать хозяйку в клочья.

— Открывай амбар! — приказал я хозяйке.

— Хозяин с собой ключи унес. — вяло ответила она. Но мы догадались поискать ключи на обычном месте: при входе в хату с левой стороны двери. Они были там.

В амбаре оказалось столько бочонков, что не пройдешь. Все полны, закрыты, приготовлены к отправке. Ребята выкатывали их на улицу, двое побежали спросить по соседям подводы.

Хозяйка вертелась в амбаре, старалась закрыть собой бочонки:

— Тут уж больше нет!

А мы еще обнаруживаем. Потом она расщедрилась и произнесла:

— Раз уж так — берите весь мед. Вон еще три последних бочонка стоят возле закрома! Да езжайте поскорей со двора, неровен час, немцы приедут, так всем плохо будет!

Говоря это, она пятилась, загораживая собой угол амбара.

— А что позади тебя?

— Ей-богу, ничего нет. Вещи и посуда.

Она стояла упрямо, и Юрченко хотел оттолкнуть ее в сторону.

Сопротивляясь, эта женщина упала на то, что загораживала. Она села в широкий, низкий деревянный чан, полный свежего, еще не засахарившегося меда. На наших глазах она утонула в нем по шею.

Партизаны разрубили топором обручи чана. Мед расплылся, хозяйка кое-как поднялась. На сарафане ее нависло немало душистой клейкой массы.

Когда весь мед был погружен, я сказал на прощанье:

Вот видишь — мед бывает разный: вашего мы бы не взяли. А ты старалась нас обмануть кринкой для ребенка! Теперь гляди — на одном сарафане больше пуда повисло, и нам кое-что досталось. Медок поделили хорошо, и все довольны. Скажи лучше своему мужу, чтобы бросал работу на немцев, а брал в руки оружие и бил их! Тогда народ на селе против вас не пойдет. И ни в ложке воды, ни в бочке с медом не утонешь!

Переданный нам народом мед мы доставили в лагерь благополучно.

Листочек

Это было еще ранней весенней порой, когда только начали распускаться молодые листочки: у медицинской сестры Маруси Товстенко и нашего лучшего подрывника Григория Балицкого родился сын. Партизаны прозвали маленького «Листочек».

Каждому ясно, что для партизанской жизни новорожденный младенец — существо очень неподходящее. Но ему самому не было до этого никакого дела. На свежем лесном воздухе мальчик рос, поправлялся и радовал не только своих родителей, но всех, кому доводилось взглянуть на него. Да и как было не порадоваться на будущего советского человека, появившегося на свет в тяжелый для Родины час? Нам думалось, что вырастет этот мальчик для светлого будущего и станет потом гордиться местом своею рождения.

— Так и будет писать в анкетах! — смеялись партизаны, — год рождения — 1942, место — лагерь партизанского соединения на Черниговщине!

Согласно законам об охране материнства и младенчества медицинскую сестру Марусю старались перевести на облегченный труд. Но полностью создать ей нужные условия при всем желании никто не мог. Это было не в нашей власти и даже не во власти наших командиров.

Жизнь в ту пору была такова, что и некоторым взрослым не под силу, а Листочку и горя мало. Выстрелов он не боялся. Гром или артиллерийская канонада его тоже не смущали. На руках у матери ему нипочем все переходы: этот отважный путешественник уже переменил больше мест жительства, чем было ему отроду месяцев.

Листочек был веселым, приветливым мальчиком. Страшные, обросшие бородами люди подходили к нему — он никого не дичился. Схватит за бороду и смеется.

Помню, как-то после большого перехода мы остановились на дневку в кудрявом, смешанном лесу. Утро было чудесное. По небу плыли легкие белые облака. Солнце проникало сквозь густые ветви деревьев и играло на зеленой траве тысячами бликов. И на этой же травке играл веселый и светлый, как солнечный зайчик, партизанский сынок.

Маруся стелила ему отцову шинель, и малыш ползал по ней на воле. Полежит на животике, потом обопрется вытянутыми ручками, подымет головку и словно радуется: «Вон мол как я уже умею!» Видно, и сам доволен, и люди вокруг любуются его беспечной мордашкой. Глаза у него были большие и ясные — светлосерого цвета да с такой младенческой хитрецой — будто все понимает, но говорить пока воздерживается.

Правду говоря, такого малышку не у каждой матери встретишь. В свободные солнечные минутки нашей жизни около Листочка собирался народ. Партизаны приносили гостинцы, самодельные игрушки.

Но бывали и другие дни. Особенно мне помнятся два очень тяжелых перехода через болото. В первый раз мы уходили из Рейментаровского района. У нас остался единственный путь, который не привлек бы внимания карателей, окружавших отряд. Путь лежал по глубокой и вязкой топи, которую даже партизаны считали непроходимой: «там и заяц не пробежит, и лиса не пройдет!..»

Но Федоров грозно сдвинул брови и сказал только три коротких слова:

— Другого выхода нет!

И вот изучено болото, замечены все кочки, возвышенности и низины; заготовлены пуки хвороста. В штабе намечен маршрут.

Обоз брошен. Оставлен только необходимый груз вооружения, боеприпасов, продуктов. Ими навьючены лошади и люди. Для раненых сделаны носилки. Так тронулись в опасный путь.

Маруся на лошадь сесть не согласилась, понесла мальчика на руках. А проваливаться иногда приходилось выше пояса. Руки надо было иметь свободные — товарищи вытягивали друг друга, помогали веревками. Маруся же обвязала вокруг шеи концы шали, в которую был завернут Листочек. За спиной у нее был вещевой мешок. Через плечо — винтовка.