Партизанская быль - [11]

Мы опомнились, соскочили с саней, легли в снег и сразу же открыли огонь. Подбили солдата не совсем удачно — в ногу. Гитлеровец упал и боком-боком пополз к подворотне.

В селе поднялась тревога. На улице показались выскочившие из хат гитлеровцы. Мы дали залп: я стрелял из «Дегтярева». Кудинов из винтовки, Березин из полуавтомата. Улица опустела. Только несколько подбитых нами врагов остались лежать поперек дороги.

Мы прыгнули в сани, Савчук развернулся и погнал коня из села.

А там делалось что-то странное. Вместе со словами немецкой команды явственно раздавались голоса, кричавшие по-русски: «За мной, давай, ребята, окружай!» Но прислушиваться не время: за нами бросилась погоня. Огонь моего «дегтяря» не дал ей ходу. Да и товарищи не зевали. Мы успели истратить довольно много патронов и, как следует партизанам, — не напрасно.

Добрый конь мчал нас к лесу. А в Елине разрасталась суета, продолжалась беспорядочная стрельба. Она поднялась почему-то и на хуторе Млинки, отстоящем от Елина за два километра. Что бы это могло быть? Кто же это ведет бой? Кто кричал по-русски? Не следует ли нам вмешаться в эту потасовку? Может быть, там каким-нибудь чудом оказались наши?

Но нет… Скорее всего это провокация карателей. Если бы тут развертывался бой с партизанами, штаб не послал бы нас на связь.

И только в лагере мы разобрались в том, что произошло, заодно и узнали кое-что новое о партизанской арифметике. Причем интересно, что в подробности событий, в которых приняли участие, мы были посвящены последними. Весь лагерь уже знал о них: из Елина раньше нас сюда примчались трое мальчишек. Они бежали напрямик по лесу, по известным им тропинкам, И рассказали, как было.

За полчаса до появления наших саней в село из Городни прибыли части карателей-новичков. Они не представляли себе, что такое партизанское село, и спокойно разместились по хатам.

Из Елина к нам в лагерь тотчас отправился связной — сообщить новость. Мы с ним разминулись.

Между тем немцы залезли по хатам греться. Они ожидали отставшие от колонны сани и нежились в тепле, думая после отдыха начать расправу с населением партизанского села.

Жители Елина, не растерявшись при появлении врага, вели наблюдение за дорогами. Они подсчитывали силы карателей, чтобы сообщить партизанам точные данные. Пятеро стоявших на перекрестке людей и были патрульной группой, продолжавшей нести свою службу.

Заметив партизанские сани, сельский патруль поступил согласно договоренности с нашим командованием: по этому условию, в случае появления партизан в занятом врагом селе, жители должны поднять панику и всячески содействовать успеху налета. Поскольку наше командование было оповещено о прибытии врага, елинцы, ни сном, ни духом не ведая, что к ним заскочила только четверка партизан, решили, что началось наше наступление.

Они поступили, как полагалось: подняли тревогу и открыли стрельбу.

А у карателей создалось впечатление, что партизаны напали на село с разных сторон. Они отвечали огнем.

Как раз в это время отставшие от своей колонны фашисты подъехали к хутору Млинки. Услышав стрельбу в Елине, они решили, что их передовая часть выбивает из села партизан. И они «пришли на помощь»: с расстояния двух километров поддержали своих огнем.

Тут уже гитлеровцы, находившиеся в Елине, начисто потеряли ориентацию: решили, что «главное наступление партизан» идет со стороны хутора Млинки. И они спаслись от «неравного боя» бегством. Удрали туда, откуда приехали.

Вот какая получилась арифметика: появление четверых партизан вызвало бегство более сотни врагов.

Почему это вышло? Если умножить партизанские силы на силы населения — все будет ясно. От этого простого арифметического действия всегда получался очень внушительный итог.

«Мадьярский проспект»

Вокруг нашего лагеря в Елинском лесу лежали села! Гута Студенецкая, Тихоновичи, Ивановка, Безутловка, Елино, Кирилловка, Хоромное и другие. Конечно, в каждом из них пришлось побывать не один раз.

Я теперь был разведчиком — пулеметчиком.

В Кирилловке мы с товарищами проводили мобилизацию призывного возраста в партизаны: расклеили по селу объявления, устроили на крупорушке мобилизационный пункт, там принимали народ, как в настоящем военкомате.

Но после с этим селом вышло плохо: налетели каратели. Они согнали сто тридцать человек — первых попавшихся — в ту же крупорушку, где за день до того работали мы, заперли и подожгли. Сожгли и часть села.

Вскоре районная полиция под командованием оккупантов прибыла в Гуту Студенецкую. В Ивановке расположился штаб мадьярского батальона. Появился противник и в других местах. Ходить стало труднее, а задачи разведки осложнились.

Помню, трудно мне было добыть данные перед нашей операцией в Гуте Студенецкой. Но мы сильно тогда потрепали полицейский гарнизон! После того, как три партизанские роты налетели на село, на его улицах осталось лежать пятьдесят шесть вражеских трупов. Крепко от нас попало оккупантам в Ивановке: каждое село в этом краю, каждая дорога к нему остались памятны на всю жизнь. Но есть среди тех дорог одна, получившая от партизан название «мадьярского проспекта». Ее партизаны помнят особенно хорошо.