Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - [14]

Вряд ли стоит удивляться тому, что научные круги и СМИ все активнее сосредоточиваются на социально-экономических преобразованиях Китая. В сравнении с его громадным политическим аппаратом, который функционирует как бы «подпольно», экстраординарный экономический рост страны проявляется в повседневной жизни потребителей и их политических представителей во всем мире. Китай производит одежду, которую носят эти люди, игрушки, в которые играют их дети, а зачастую и пищу, которую они едят. А если встать на точку зрения политиков, Китай играет центральную роль в экономических трендах, которые создают и уничтожают рабочие места в их избирательных округах. За прошедшее десятилетие объем полос, которые западная пресса выделила на освещение споров по поводу курса китайской валюты, многократно превосходит публикации с подробным анализом внутреннего механизма КПК.

Западным гостям становится все труднее ассоциировать яркую суматоху сверкающих новых городов Китая с концепцией правления компартии. Хмурое маоистское государство, которое некогда встречало инвесторов и туристов суровой советской архитектурой, кислыми чиновниками, хамоватым обслуживающим персоналом и хроническим дефицитом потребительских товаров, отлично вписывалось в рамки предвзятого мнения о традиционном коммунизме эпохи холодной войны. Авансцена нового Китая, которая вроде бы с нуля была построена за несколько коротких лет, мало напоминает старую модель. В преддверии пекинской Олимпиады-2008 Николай Урусофф, архитектурный обозреватель «Нью-Йорк Таймс», сравнивал новый пекинский аэропорт с «прозрением, которое венский архитектор Адольф Лоос испытал в Нью-Йорке более столетия назад. Он пересек порог будущего». Речь идет не просто о грандиозности пространственных форм: «Здесь невозможно отделаться от ощущения, что ты ступаешь сквозь портал в иной мир, чья пылкая приверженность изменениям оставила западные нации глотать пыль». Во время поездки в город Урусофф несколько поумерил энтузиазм. И все же такой оптимизм в отношении страны, до сих пор находящейся под пятой авторитарного правления, в равной мере отдает должное умению КПК маскировать признаки своей власти и способностям предприимчивых пекинских девелоперов с их достопримечательностями, которые, к слову сказать, по большей части спроектированы зарубежными архитекторами.

В случае западных политиков отрицание правления компартии может носить намеренный характер. Перед своим историческим визитом в Китай в 1972 г., Ричард Никсон вместе с Генри Киссинджером вымарал слово «коммунист» из всех выступлений, где речь шла о китайцах, поскольку оно приносило ему проигрышные очки дома. К примеру, Мао Цзэдуна он стал именовать просто Председателем, а не полным титулом «Председатель ЦК КПК». В официальной хронике визита, публиковавшейся госдепом, ни разу не встречается слово «коммунист»: ни в стенограммах речей, ни в ответах на пресс-конференциях, ни в здравицах. Иностранцам, посетившим Китай в XXI в., можно простить иллюзию, что они находятся где угодно, только не в коммунистическом государстве. Никсон, однако, приземлился в Пекине, когда Китай по уши погряз в издевательствах, смертях и разрушениях «культурной революции».

В последние годы китайцы запутали картину еще больше, внедрив в свою политическую риторику концепции, выдержанные в лучших традициях типичного западного либерализма. Мао в своих трудах пользовался термином «демократия», однако после протестов 1989 г. система стала глубоко враждебна к тому подтексту, который несет это слово. Когда в Китае набрал популярность Интернет, органы госбезопасности с самого начала добавили слово «демократия» к списку терминов, запрещенных для поисковиков. Любой, кто в 2005 г. вбил бы фразу «демократия в Китае» в поисковое окошко на китайском веб-сайте фирмы «Майкрософт», увидел бы сообщение об ошибке и надпись: «Удалите запрещенный текст из запроса». Вэнь Цзябао многих огорошил своим неожиданным маневром, когда на пресс-конференции в 2007 г. заявил, что «демократия, закон, свобода, права человека, равенство и братство» не принадлежат исключительно капитализму, а напротив, являются «плодами цивилизации, которые были сформированы совместными усилиями всего мира в ходе медленного процесса исторического развития».

Заявление Вэня вызвало в западных СМИ обычный шквал репортажей о том, как Китай внедряет у себя политические реформы по западному образцу. Многие, однако, упустили из виду тот факт, что Вэнь, хорошо помня, что обращается к международной аудитории, не сделал крайне важную оговорку, которая встречается во всех официальных китайских документах насчет демократии, включая партийную «Белую книгу», выпущенную на эту тему в 2005 г.[4]«Демократическое правительство представляет собой власть Коммунистической партии Китая от имени народа», гласит доклад. Внутри же самой системы реакция на заявление Вэня была не столь наивной. Как однажды в шутку поведал мне бывший высокопоставленный сотрудник, смещенный после пекинских событий 1989 г., «нужен новый словарь, чтобы понять, что именно имеют в виду китайские вожди, вещая о демократии».