Партиалы - [2]

– Я понимаю, вам довелось повидать немало смертей, – Кира сглотнула комок в горле, – но для Ариэль это первый ребенок.

Сестра Харди впилась в Киру глазами. Взгляд ее затуманился. Наконец она обратилась к молодой медсестре, которая держала тело младенца:

– Сэнди, разверни ребенка. Мать хочет взять его на руки.

* * *

Спустя час Кира закончила заполнять документы, и как раз вовремя: пора было идти на заседание Сената. Внизу, в вестибюле клиники, ее встретил Маркус, поцеловал, и Кира слабо улыбнулась, пытаясь отогнать усталость после долгой ночной смены. Маркус улыбнулся в ответ. С ним жизнь всегда становилась легче.

Они вышли из больницы, и Кира зажмурилась: глазам стало больно от яркого дневного света. Клиника возвышалась в центре города последним оплотом технологий, словно космический корабль посреди разрушенных зданий и заросших улиц. Разумеется, основные завалы разобрали, но тут и там по-прежнему виднелись следы эпидемии, даже спустя одиннадцать лет после катастрофы: брошенные машины были превращены в ларьки для торговли овощами и рыбой, а на лужайках перед домами разбили сады и огородили загоны для кур. От совершеннейшей из цивилизаций – прежней, до эпидемии, – остались лишь руины; нынешняя же мало чем отличалась от каменного века. Солнечные батареи, снабжавшие энергией клинику, были роскошью, о которой значительная часть Ист-Мидоу могла только мечтать.

Кира пнула камешек:

– Сил моих больше нет!

– Возьмем рикшу? – предложил Маркус. – Хотя идти недалеко.

– Да я не об этом, – пояснила Кира. – Я про больницу и детей. Про всю мою жизнь. – Она вспомнила красные от усталости глаза медсестер. – Знаешь, сколько на моих глазах умерло детей? – тихо спросила она. – Прямо при мне?

Маркус взял ее за руку:

– Ты ни в чем не виновата.

– Да какая разница, кто виноват? – возразила Кира. – Они все равно умерли.

– Ты же знаешь, с самого начала эпидемии не удалось спасти ни одного младенца, – заметил Маркус. – Ни единого. Ты работаешь в клинике всего три недели. Нет смысла винить себя в том, что ученые и доктора не могут исправить уже долгие годы.

Кира остановилась и уставилась на Маркуса: он что, шутит?

– Ты пытаешься меня утешить? – уточнила она. – Неужели ты думаешь, мне станет легче оттого, что младенцев нельзя спасти? Бред!

– Ты же прекрасно знаешь, я не это имел в виду, – поправился Маркус. – Я лишь говорю, что это не твоя вина. Всех этих детей убил РМ-вирус, а не Кира Уокер.

Кира посмотрела на расширявшуюся впереди дорогу.

– Можно, конечно, и так сказать.

По мере приближения к стадиону толпа увеличилась. Такого наплыва людей не было уже несколько месяцев, с того раза, когда Сенат принял последнюю поправку к Закону надежды и опустил возрастной порог для беременности до восемнадцати лет. Киру внезапно охватило недоброе предчувствие; она поморщилась.

– Как думаешь, зачем нас сегодня собрали?

– Позанудствовать. Что ты, Сенат не знаешь? Давай сядем где-нибудь у дверей, чтобы сбежать, когда Кесслер начнет толкать речь.

– Думаешь, очередная чушь? – спросила Кира.

– Причем пафосная, – ответил Маркус. – Чего еще от них ждать. – Он улыбнулся, но, заметив серьезный настрой Киры, тут же нахмурился. – Наверно, хотят поговорить про Голос. Сегодня утром у нас в лаборатории болтали, что недавно повстанцы напали на очередную ферму.

Кира опустила взгляд, чтобы не встречаться с Маркусом глазами:

– А если Сенат решил еще больше опустить возрастной порог для беременности?

– Так быстро? – удивился Маркус. – Еще и девяти месяцев не прошло. Едва ли возраст снова сократят: те, кому восемнадцать, даже привыкнуть не успели.

– Еще как сократят, – возразила Кира, не поднимая глаз. – Для сенаторов Закон надежды – единственный способ решения проблемы, ничего другого они предложить не могут. Они считают, что при увеличении количества рождающихся детей один из них обязательно окажется невосприимчив к вирусу. Но все без толку, за одиннадцать лет никакого результата, и оттого, что у нас будет кучка беременных девушек-подростков, ничего не изменится, – Кира выпустила руку Маркуса. – В больнице у нас то же самое: над роженицами трясутся, кругом все стерильно, всё тщательно записывают, а дети умирают. Мы досконально изучили, как именно они умирают, настолько, что меня тошнит при одной лишь мысли об этом, но так и не придумали, как их спасти. Очередные девушки беременеют, и все, что мы получаем в итоге, – мертвые младенцы и подробнейшая статистика того, как именно умирали дети. – Лицо Киры покраснело, на глазах показались слезы. Прохожие оглядывались на нее. В толпе было много беременных, и некоторые наверняка слышали ее слова. Кира сглотнула и крепко обхватила себя руками от смущения и досады.

Маркус шагнул к ней и положил руку на плечо.

– Ты права, – прошептал он. – Ты совершенно права.

Кира прильнула к нему.

– Спасибо.

– Кира! – окликнул кто-то. Она подняла голову и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Сквозь толпу пробиралась Мэдисон, весело махая Кире рукой. Кира улыбнулась. Мэдисон была старше ее года на два, но они вместе выросли, почти как сестры, во временной семье после эпидемии. Кира помахала в ответ.