Паршивая овца - [166]

— Фру Бернер? — спросил я, протягивая руку.

Она посмотрела на мою руку и подала свою, несколько помешкав и не имея, по всей видимости, особого желания, поскольку пожатие было очень слабым.

— Я решила вас принять, — с удивлением в голосе сказала она.

Ее голос был слаб, как спитой чай, но в нем слышалась особая поющая интонация, какая бывает у пожилых дам из хороших семей Бергена, и голову она склонила чуть набок, как будто и сама прислушивалась к музыке своего голоса.

Бледное лицо с прозрачной кожей, синеватыми губами и темными испуганными глазами. Простое черное платье с поясом. Маленькая и сухонькая, она не могла бы заставить и мышь убежать с дороги. Совершенно невероятно, что такая женщина была замужем за Иоахимом Бернером.

— Но, наверное, самое время начать принимать, — продолжила она.

— Да? — спросил я и повернулся посмотреть на экономку, но она уже пропала, бесшумно исчезла, растворилась в недрах дома.

— Меня зовут Сесилия Бернер, — сказала, она, тщательно произнося каждую букву.

— Варг Веум, — мягко ответил я, стараясь не шокировать ее своим именем.

— Вы пришли в связи с бедным Хенриком?

— Да.

— Вы его знали?

— Нет, я…

— Я не видела его… Полтора года почти. Отчего он умер?

— Разве ваш муж не сказал…

— Нет.

Тогда ему бы вряд ли понравилось, если это сделаю я. Поэтому я просто спросил:

— Мне хотелось поговорить с вами о Хенрике… Какой он был? В детстве, я имею в виду?

Она улыбнулась вымученной улыбкой.

— В детстве! В 50-е? О Боже, как давно это было!

— Не так уж и давно.

— Для меня давно. В другом мире.

Я откашлялся.

Она продолжала:

— Нисколько не удивлюсь, если это был несчастный случай.

— Что именно?

— Его смерть. Ему всегда не везло.

— Что вы имеете в виду?

— Он был старшим. Когда ему было что-нибудь нужно, то всегда что-то мешало. Это было как раз в то время, когда Иоахим пытался пробиться наверх. Бесконечные встречи и совещания. Строительные проекты и экономические трансакции. Зарубежные поездки. Однодневные поездки на самолете в Осло. Однажды я ездила с ним.

Она задумалась. Взгляд стал далеким.

Я снова покашлял.

Она очнулась.

— Хенрик никак не мог понять, в чем дело. Он учился в школе, рос, взрослел — а Иоахим даже не замечал этого. Кроме того… Он был совсем не похож на своего брата Карла…

— В каком смысле?

— Карл с самого детства стал интересоваться делами. Спрашивал и учился. Хенрик был чувствительным ребенком. Карл аналитиком и практиком. Они разные, как… Каин и Авель. 

— Эта история, как и библейская, тоже не закончилась благополучно, — заметил я тихо.

— Простите, что вы сказали?

— Я сказал… А какие у братьев были отношения? Когда они стали взрослыми?

Снова та же вымученная улыбка.

— Не думаю, что хорошие. И никогда хорошими не были. Разница в возрасте у них около десяти лет, так что они почти не общались в детстве. Два единственных ребенка в семье. Один сын матери, другой…

Она не закончила предложения.

— Я понимаю, Карл занимается сейчас ведением дел в отеле, которым владеет ваш муж?

— Да, один из его поздних проектов. Я никогда не была там.

— Нет?

— Он был открыт менее десяти лет тому назад.

Да?

Она обвела взглядом комнату и остановилась на окне. Тяжелые бархатные синие шторы были задернуты, только в небольшую щелочку виднелись горы, плотина и дневной свет.

— Вот уже скоро четырнадцать лет, с тех пор как… как я не выхожу на улицу.

— Четырнадцать лет?!

— Видите ли, я боюсь, — легко сказала она тем же тоном, каким могла бы сообщить мне о своей простуде.

— Но почему?

Она чуть наклонилась ко мне.

— Вы знаете, если человек выходит на улицу, то у него над головой ничего нет.

— Нет?

— Я имею в виду… — Она помахала рукой над головой. — Над нами только космос, и ничто не держит нас на земле. Я подумала… Если вдруг земное притяжение не сможет меня больше удерживать, то тогда я улечу прямо в космос… В пустоту. Вы понимаете?

Она посмотрела на меня с еще большей пустотой во взгляде.

— Но — земное притяжение.

Она только продолжала смотреть на меня.

Я осторожно спросил:

— Вы не пытались… обратиться к психологу?

Она высокомерно улыбнулась.

— Моему мужу не понравилось бы… Понимаете, я не могла… Нет, уж тогда я лучше останусь дома… — И все это она говорила так, как будто речь шла о послеобеденной прогулке, а не о четырнадцати годах ее жизни.

Я понял, что совершенно бессмысленно спрашивать ее об Александре Латоре и Сирен Сэвог. Вместо этого я сказал:

— А Карл… он вас навещает?

— Да, да. И он, и Евабритт. И их милые малыши, несколько раз в год. Но Хенрик… Он уже давно не приходил. И никогда не придет. Именно поэтому я и решила вас принять. Когда Хенрик умер… Может быть, я даже могла бы… Нет, нет, не сейчас… — Ее взгляд был опять прикован к окну. — Простите, я совсем забыла. Хотите чашечку чая? Я сейчас позвоню Пауле.

— Нет, спасибо. Я уже должен идти… Я думал заехать в отель вашего сына…

— О, но не говорите, что вы были у меня… Он только…

Я осторожно улыбнулся.

— А вы обещаете ничего не говорить мужу о моем посещении?

— Договорились, — кокетливо улыбнулась она и протянула мне на прощание руку.

Я нашел сам дорогу на улицу. Я еще раз посмотрел на серую отштукатуренную виллу с кроваво-красными листьями винограда. Памятник человеческой жизни со свежими пятнами крови.