Пароль получен - [60]

Венцель, командовавший церемонией казни, прочел приговор: смертная казнь через повешение.

Обухович затравленно озирался и все шарил глазами по рядам полицейских. Но они смотрели себе под ноги.

Когда осужденному накинули на шею петлю, во двор тюрьмы ворвался запыхавшийся фельдфебель и протянул Венцелю какую-то бумажку. Это был приказ коменданта об отмене смертной казни.

На следующий день Обухович, еще не совсем пришедший в себя после пережитого, сидел в кабинете Штропа.

— Послушайте, — начал Штроп, — как вас… Обухович, вы тяжко, непоправимо виноваты перед германским командованием, которое доверило вам охрану важнейшего объекта. И как вы оправдали доверие? Прямо у вас под носом диверсанты взорвали объект! А может быть, вы служите русским, предаете рейх? Я сильно подозреваю именно это. Что, молчите? Вы должны понять, что работаете для Германии, а не для комиссаров. Мы не терпим расхлябанности и предательства. Мы научим вас уважать порядок и аккуратность! Нам все известно! Все ваши связи с партизанами!

Обухович сидел, опустив голову.

— Вы заслуживаете самой суровой кары, — повысил голос Штроп. — Но мы решили дать вам возможность искупить свою вину.

Штроп взглянул на Обуховича, но тот даже не пошевельнулся.

— Слышите?

— А? Что? — встрепенулся Обухович.

— Вы должны доказать, что не пожалеете жизни для победы германского оружия.

На сей раз Обухович понял. На лице его появилась жалкая улыбка, и у Штропа мелькнуло опасение, уж не рехнулся ли полицейский от страха. Но вдруг Обухович грохнулся на пол и пополз на коленях к Штропу.

— Господин офицер… Я… я… клянусь богом, я верой и правдой… разрешите.

И Обухович потянулся губами к руке Штропа. Но тот брезгливо сморщился.

— Э… встаньте, встаньте, я вам говорю. Хорошо, я вижу, вы все поняли. Вы раскаялись. Теперь вы должны доказать свою верность фюреру.

Штроп вытер носовым платком тыльную сторону ладони, к которой все-таки прикоснулся губами полицай, и сел в кресло. Затем он дал совершенно растерявшемуся Обуховичу задание проникнуть в среду подпольщиков, войти в доверие, узнать фамилии, адреса, места явок, средства связи с партизанами. После выполнения этой задачи Штроп гарантировал Обуховичу не только полнейшую реабилитацию, но и крупную денежную награду.

Полицейский поклялся, что он не пощадит живота своего, чтобы вернуть утраченное доверие начальства. Отпуская Обуховича, Штроп спросил его:

— Вы, кажется, только что женились? Да ведь и мать у вас не так далеко от города: что для гестапо какие-то двести километров…

— Совершенно верно, — растерявшись, пробормотал Обухович.

— Вы ведь не хотите, чтобы с молодой женой и престарелой матерью случилось несчастье?

Впервые за весь разговор Обухович посмотрел прямо в лицо своему начальству.

— Я все понимаю, — тихо сказал он.

— Великолепно! — удовлетворенно воскликнул Штроп и, коротко хохотнув, похлопал полицейского по плечу: — Вы сообразительный парень.

Через два дня избитого Обуховича втолкнули в тюремную камеру, где томилось несколько человек, захваченных во время облавы после взрыва склада.

Ранним утром четырех арестованных, в том числе и Обуховича, в крытом грузовике повезли по Витебскому шоссе к Доронинскому карьеру. Когда их привели на поляну, из леса выскочили человек тридцать полицейских, переодетых партизанами и вооруженных автоматами с холостыми патронами. Между охраной и «партизанами» завязался «бой». Арестованные бросились на землю и, воспользовавшись суматохой, кинулись в лес.

Вскоре стрельба прекратилась. Беглецов никто не преследовал.

В тот же день Штропу донесли, что спектакль удался. Однако Штроп приказал взять на всякий случай беременную жену Обуховича под стражу. Он не любил рисковать.

3. Секретный аэродром

Теперь все свое внимание Алексей сосредоточил на секретном аэродроме. Сведения об этом аэродроме у подпольщиков были очень неопределенные.

Шла неделя за неделей, а у Алексея не было еще и приблизительного плана действий. Между тем из Центра еще раз напомнили о задании и подчеркнули его исключительную важность. Разведчика охватило беспокойство. Он бился над почти неразрешимой задачей: как собрать хотя бы отрывочные сведения об охране аэродрома, системе пропусков, движении самолетов и т. д.

Единственный человек, который иногда попадал за колючую изгородь аэродрома, был Готвальд, но он, как сообщал Шерстнев, повез какого-то офицера из комендатуры в Витебск и должен вернуться через две недели. Алексею оставалось только ждать.

Валентин Готвальд жил с семьей в деревне Кровны, что в десяти километрах от города. Встречаться у него на квартире было опасно: незнакомый человек в такой крохотной деревушке сразу привлекал внимание.

Мастерская Афанасия Кузьмича была на людной улице; там было удобно встречаться, но в последнее время гитлеровские агенты так наводнили город, что Алексей больше не считал возможным часто наведываться в ателье. Да и появление там Готвальда, немецкого военнослужащего, могло привлечь любопытство соседей и внимание шпиков. Решили поступить иначе.

Как только Готвальд поедет по Витебскому шоссе один, без пассажиров, он остановится на третьем километре от города, около разбитой гипсовой статуи пионерки. Там лес подступает к самой дороге. Спустив баллон и разложив инструменты у машины, Валентин отойдет за деревья, где его и будет ждать Алексей.