Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [155]

Парламент внешне выглядит победителем и лидером нации. Но уже скоро обнаруживается непрочность антимазаринистской коалиции.

Арест принцев стал катализатором политической активности провинциального дворянства, которое окончательно перестало ориентироваться на парламент и стало связывать свои надежды с созывом Генеральных Штатов.

Еще 22 мая 1650 г. Шатонеф предложил парламенту возбудить дело против двух видных дворян (граф де Мата и виконт де Фонтрай), которые не подчиняются приказу короля покинуть Париж, скрываются, строят заговоры и даже «рассылают в провинции письма своим друзьям, призывая их соединиться с ними, дабы противостоять королевской воле… а некоторые уже предложили просить о созыве генеральной ассамблеи Штатов королевства и подписали о том петицию». Дворяне, в частности, требовали, «чтобы статья об общественной безопасности в декларации октября 1648 г., которая дает самым низшим оффисье право неприкосновенности, была распространена и на дворянство»[829]. У них уже не было иллюзий, связанных с расширительным толкованием знаменитой статьи. Они поняли, что судейские трибуналы присвоили всем своим членам — в том числе и не дворянам! — такую гарантию от произвольных арестов, которую не имели даже принцы крови, не говоря уже о рядовых представителях второго сословия, и это возмущало чувство дворянской гордости. Вспомним, что Моле в речи перед королевой 20 января 1651 г. подчеркивал: принцев крови нельзя подвергать административным арестам не в силу их аристократического ранга и тем более не потому, что они полноправные французские подданные, а потому что они являются прирожденными парламентскими советниками.

Парламент удовлетворил желание хранителя печатей и возбудил дело, заодно запретив всякие «сходки, договоры, лиги и ассоциации», которые могут повредить королевской службе. Узнав об этом, оба обвиняемых поспешили исполнить приказ и выехали из столицы (очевидно, чтобы продолжить свою организаторскую деятельность в провинции) и более репрессиям не подвергались.

30 ноября 1650 г. Дюбюиссон-Обнэ записал в дневнике: «Дворяне волнуются во многих местах… они призывают друг друга вступить в союз дабы требовать созыва Генеральных Штатов»[830].

В январе в Париж съехались несколько сот провинциальных дворян, и 4 февраля, с разрешения Гастона Орлеанского, в столице открылась Ассамблея дворянства — дело до сих пор еще небывалое. Это не было собрание выборных представителей, в принципе любой французский дворянин мог принять в нем участие. Второе сословие стремилось прочно объединиться в государственном масштабе, 4 марта ассамблея даже приняла решение, угрожавшее всем дворянам, кто, будучи в Париже, к ней не присоединится, тем, что в будущем их не допустят к участию ни в каком другом собрании дворянства. Некий маркиз де Руйяк даже подал на это жалобу в парламент: его-де заставляют присутствовать на Ассамблее дворянства под страхом фактического исключения из сословия «как недостойного»[831]. Аристократия в собрании была представлена на уровне герцогов: присутствовали Бофор, Немур, Люин, Ларошфуко и др.; принцев крови не было.

Уже на следующий день после открытия, 5 февраля, Ассамблея дворянства, присоединившись к решению парламента, потребовала отставки Мазарини. Но этот политический союз ненадолго пережил общую победу.

В собрании раздавались жалобы на нарушения привилегий дворян, на обложенность тальей их фермеров; выступавшие добивались отмены продажности должностей или хотя бы полетты и предоставления большей части парламентских мест родовитым дворянам. Стремясь провести эту программу в жизнь, собрание потребовало созыва Генеральных Штатов.

В это же время в Париже заседала регулярная, собиравшаяся раз в 5 лет Ассамблея французской церкви. Дворяне обратились к ней с предложением о союзе, и 15 марта духовенство присоединило свой голос ко второму сословию: оно также высказалось за Генеральные Штаты. Представители церкви были тоже раздражены парламентом, который как раз тогда, добиваясь появления королевской декларации о недопущении к управлению страной иностранцев, настаивал, чтобы иностранцами считались вообще все кардиналы, в том числе и французы (поскольку они приносили присягу папе). Духовенство обвиняло парламентариев в том, что они, сделав сами себя высшим сословием, разрушают традиционный трехсословный строй.

Тогда же, 15 марта, в Парижском парламенте было оглашено мнение генерального прокурора Фуке: поскольку Ассамблея дворянства собрана без разрешения короля, нужно обсудить вопрос о ее принудительном роспуске.

Все же просто отказать двум первым сословиям для королевы было немыслимо, и 16 марта на Узком совете решили созвать Генеральные Штаты в Туре 1 октября 1651 г. Присутствовавший при этом Гастон Орлеанский, очевидно, не заметил подвоха, дворяне разъяснили ему, в чем тут дело; делегат их ассамблеи просил сократить срок на три месяца, назначить дату открытия Штатов на 1 июля. Гастон с большой горячностью принялся добиваться принятия именно этой даты в Узком совете, но столкнулся с упорным сопротивлением Анны.

За борьбой вокруг дат стояло простое соображение. 5 сентября 13-летний король юридически становился совершеннолетним, и правительство могло от его имени отменить все решения, принятые в годы регентства. «Ничьи» здесь быть не могло, и когда 24 марта Узкий совет назначил окончательной датой 8 сентября, стало ясно, что эта уступка чисто формальная и двор одержал победу.