Парламент дураков - [4]

Роули использовал в пьесе знаменитые стихи, имевшие, видимо, хождение еще при жизни Генриха VIII и Уильяма Соммерса. Так, на поэтическую лабуду: «Бутон раскрылся, роза красна — и зелен лист», — шут, не дрогнув, отвечает: «В кровати рядом с королевой шлюха спит!» При этих словах Кэтрин Парр выдала шуту два золотых, поблагодарив за прямоту и честность. Еще более романтические рассуждения о том, что в башне неподалеку растет цветок, которому принадлежит сердце короля, разбиваются о прозаическое замечание Соммерса: «Не пройдет и часу, она нассыт, как свинья, и издаст пердеж». Попытку Германского императора соревноваться с Уиллом в возвышенности, еще более сомнительную: «Император славен, трон его высок, кто его враги?» — справедливо парирует средневековая сентенция: «Конечно же черви, которые обглодают его скелет, хочет он того или нет». Похабно-фекальный юмор Уилла Соммерса имеет глубокие корни. В диалоге между Соломоном и Маркольфом тема испражнений является одной из ведущих:

Соломон: Когда небо затягивается облаками — быть дождю.

Маркольф: Когда собака выгибает спину, то хочет срать.

Соломон: Все тропинки ведут к одной дороге.

Маркольф: Все кишки ведут к одной какашке.

Соломон: От доброго мужа — добрая жена.

Маркольф: От отменной трапезы — отменный стул.

Соломон: Благослови справедливого, и обретешь великую награду — не от него самого, так от Господа.

Маркольф: Благослови пузо, и получишь за то великое облегчение — не из уст, так из задницы.

Особое внимание стоит обратить на разрабатываемые двумя спорящими иерархии — государственную или фекальную:

Соломон: Двенадцать харчевен — целое поместье. Маркольф: Двенадцать потуг порождают одну какашку.

Соломон: Двенадцать управителей поместий — целое графство.

Маркольф: Двенадцать какашек — целая куча дерьма. Соломон: Двенадцать графов — целое герцогство. Маркольф: Двенадцать куч дерьма — целый горшок «повидла».

Соломон: Двенадцать герцогов — целое царство. Маркольф: Двенадцать горшков повидла — целый чан «вина».

Соломон: Двенадцать царств составляют одну империю.

Маркольф: Двенадцать чанов — целый обоз нечистот.

В этом противостоянии «большого» и «низкого» симпатии читателя и слушателя, вне всяких сомнений, оказываются на стороне Маркольфа, ему приходится быть куда более изворотливым, изобретая «дерьмовую» терминологию. Риторика вопросов и ответов, скорее всего, восходит к классическим образцам, в том числе к истории об Александре Македонском и индийских гимнософистах.

Знаменитый шотландец Джордж Бьюконен (1506 — 1582) был не столько шутом, сколько воспитателем молодого короля Якова VI Стюарта, поэтом и ученым. До сих пор рассказывают историю о том, как, отправившись в город, Джордж Бьюконен повстречал на мосту рыцаря, который встал шуту поперек дороги, обнажив меч. Бьюконен вышел из этой истории победителем и побежал просить у короля прощения, представив дело следующим образом:

«— Ну, я, самой собой, тоже вытащил меч, и мы стали сражаться.

— Так, — сказал король, сгорая от любопытства, — хорошо подрались?

— Угу!

— Я рад, что драка пришлась тебе по душе.

— Ну да я и сам себе рад, — ответил шут, — Вы прощаете, Ваше величество?

— И что же ты такого натворил?

— Как бы это сказать, я с размаху сбросил его шляпу с моста…

— Пустяки, признавайся, что ты там натворил!

— Лучше простите мне то, что я со всего размаху… А тут и шляпа — с моста.

— Конечно, Джордж, ты прощен, еще раз прощен и можешь чувствовать себя самым прощенным из всех, кто просил у меня прощения.

— Отлично, Ваше величество! А то ведь с размаху вместе со шляпой у него и голова улетела!

Простив шута за шляпу, сброшенную с моста, король уже не мог наказывать за то, что одним ударом удалось снести вместе с нею!»

Но изначально в роли обезглавленного рыцаря выступал епископ… Бьюконен стяжал славу человека, острого на язык. Однажды король Франции продемонстрировал ему картину: изображение распятия в окружении двух высокопоставленных особ — самого короля и Папы Римского. «Спасибо, — отозвался шут, — мне частенько говорили, что Спаситель был распят в компании двух разбойников, но теперь мне доподлинно известны их имена». Бьюконен научил Якова,» те времена еще шотландского короля, обдуманно подходить к делам государства. Зная манеру Якова подписывать бумаги не глядя, он подсунул ему рескрипт, передававший королевскую власть шуту сроком на 15 дней:

«Едва заполучив бумагу назад, он отправился прямо к королю и сказал, что его время на престоле закончилось. Король вскочил от удивления, и Джордж, не мешкая, уселся на трон, провозгласил себя королем и сказал: „Ты, некогда владевший короной, станешь моим дураком, я теперь — мудрейший из людей". Король был возмущен до глубины души, но тут Джордж продемонстрировал бумагу за его собственной подписью и печатью. С этих пор король всегда вникал в то, что подписывал».

Как Уилл Соммерс до него и Арчи Армстронг после, Бьюконен был, не в последнюю очередь, выдающимся политиком и дипломатом. Он ездил с посольством в Италию, а на провокационное письмо французского короля, содержавшее риторическую фразу: «Если я приду, если я приду, если я приду!?» (издевательский намек на «пришел, увидел, победил» Юлия Цезаря), со спокойствием ответил: «И придешь, и придешь, и придешь» (то есть «где сел, там и слез», приходить — приходи, но только из этого еще ничего не следует). Подобный ответ полностью разрядил обстановку. В истории шутов наблюдается примечательная преемственность. Скоггин унаследовал шутки Маркольфа, Уленшпигеля и даже Гонеллы, Бьюконен принял эстафету у Скоггина, и уже его, правда абсолютно безосновательно, изгоняли из Шотландии (чтобы он мог вернуться, насыпав в туфли английской земли) или отводили в уборную, показать портрет Уильяма Уоллеса (англичанин утверждал, что «из почтения перед шотландцами мы держим его изображение и по сей день там, где испражняемся»). Национальный колорит шуток оттеняет большинство историй, которые рассказывают о Бьюконене. Однажды, когда английский епископ прошелся насчет шотландского пьянства, Бьюконен парировал выпад. «Как, вы — шотландец? — Да, — ответил Джордж, — я скотт. — Епископ поинтересовался: далеко ли скотту до пьяной скотины. — Сейчас не слишком — всего лишь протянуть руку на ширину стола. — А епископ и Джордж находились как раз друг напротив друга. Епископ вскочил и вышел, покраснев от ярости, а прочие гости чуть не вывихнули себе челюсти, смеясь над этой шуткой».