Парк Юрского периода: миллионы лет спустя - [70]

— А самое поганое тут — темнота! Того и гляди, подвернешь себе ногу на какой-нибудь ступеньке!

— Да уж. Все боятся темноты, — констатировал Питер. — Одни — больше, другие — меньше, но все. Это в природе человека. Животные боятся огня, человек — темноты. Так устроен наш разум. Тут ничего не поделаешь.

Они говорили не потому, что им так уж хотелось что-то сказать друг другу. Просто звук собственного голоса вселял в них уверенность, точнее, поддерживал ее слабый огонек, придавал отваги, столь необходимой при путешествии в темноте по таким вот бесконечным путанным лабиринтам.

Арнольд даже вспомнил старую — слышанную или прочитанную? — греческую притчу о лабиринте минотавра. Только, в отличие от главного героя этой притчи, у них не было путеводной нити.

— Тут недалеко, — подхватил слова примолкшего приятеля программист. — Запустим главный рубильник, и тогда света будет хоть отбавляй.

— Скорее бы, — мечтательно откликнулся из темноты невидимый Хадлинг. — А то, и правда, что-то не по себе.

— Главное, не потерять друг друга.

— Ты найди рубильник, а уж я не потеряюсь, будь уверен.

Он хмыкнул. Что-то коснулось лица Кеймена. Оно было легким, почти невесомым. Возникло и тут же пропало.

— Ты чувствуешь? — Арнольд резко остановился, и Питер едва не налетел на него. — Чувствуешь?

— Что?

— Похоже, сквозняк…

— Сквозняк? Откуда бы ему здесь взяться?

Арнольд застыл, повернувшись в сторону выхода. Он явно ощущал слабый поток прохладного воздуха. Не могильно-сырого, присущего всем бункерам, а свежего, насыщенного запахом травы и утра.

— Точно. Мы, наверное, забыли закрыть дверь…

— Ну да, конечно! — Питер вздохнул с явным облегчением. — Я и не стал закрывать ее плотно. Оставил приоткрытой, чтобы хоть что-нибудь разглядеть на чертовой лестнице. Боялся свернуть себе шею.

— Ну понятно.

Арнольд осветил фонарем коридор за спиной, скользнул лучом по черным гладким змеям кабелей, переплетающихся под потолком, лишний раз убедился, что коридор пуст, и вновь зашагал вперед, невольно прислушиваясь к стуку каблуков Питера.

Через несколько минут программисту показалось, что он ощущает странный запах. Смесь сырой земли и слабого раствора мыла. Арнольд втянул воздух в легкие. Кожа покрылась мелкими пупырышками. Волосы на шее зашевелились. А может быть, это сквозняк вновь достал его своей невесомой пятерней?

Он ничего не сказал, относя свой страх на измотанные вчерашним днем нервы.

«Интересно, — подумал Арнольд, — а Хадлинг чувствует это?»

Программист не знал, в чем заключается его ЭТО. Что оно из себя представляет. Он просто чувствовал присутствие чего-то злого и безжалостного. Казалось, воздух, сырой воздух подземелья, сгустился вокруг него грозовой тучей.

Арнольд почти механически переставлял ставшие вдруг ватными ноги, думая о том, стоит ли ему спросить Питера о его ощущениях, и почти уже собрался сделать это, но в этот момент впереди показался поворот, ведущий к главному рубильнику.

Под ногами гулко задрожали стальные ребристые ступеньки. Программист сделал шаг, оступился внезапно и судорожным импульсивным движением попытался схватиться за гладкие холодные перила. Луч фонаря метнулся в сторону, рассекая темноту широкой дугой.

— Черт! — в сердцах выругался Арнольд. — Совсем забыл про них.

Хадлинг молчал. Слышно было лишь его странное сопение, доносящееся из темноты. Оно, прерывистое и какое-то булькающее, напугало Арнольда еще сильнее. Чернота сгустилась еще больше. Она, по мере того, как глаза программиста привыкали к мрачным сумеркам, обретала очертания. Раструб фонаря, направленный вниз, не давал достаточно света, чтобы разглядеть ЭТО, а поднять его программист почему-то никак не решался.

В круг света попали носки туфель Хадлинга, смотрящие почему-то друг на друга.

И вдруг тишина взорвалась агонизирующим хрипом. Туфли задергались, отбивая дробь по стальным ступеням. Они даже отрывались от пола, зависая в воздухе.

Арнольд с ужасом смотрел на этот дьявольский танец, тупо пытаясь понять, почему же они не падают.

Туфли дернулись последний раз и застыли. Страшные, неестественно вывернутые.

И тогда Арнольд вытянул руку с зажатым в ней фонарем перед собой.

Желтый свет выхватил из темноты искаженное лицо Питера Хадлинга, залитое кровью, сжатое громадными челюстями. Клыки глубоко вошли в череп и раздавили его, превратив в неправильной формы овал, истекающий мозговой жидкостью и розовой пеной, состоящей из крови и слюны рептилии.

Луч переполз чуть выше. Глаза существа мгновенно спрятались за дымчатой пленкой век.

Арнольд Кеймен закричал. Он кричал, и кричал монотонно, с надрывом, пока окончательно не опустошил легкие. А потом развернулся и бросился бежать. Паника охватила его. Человек перестал соображать. Слишком велик был этот вытесняющий разум ужас.

Арнольд бежал, задыхаясь, еле слышно скуля, но куда бы он ни свернул, его везде настигал жуткий скрежещущий звук. Звук царапающих бетонный пол когтей Велоцираптора.

К восьми часам они наконец вышли на равнину. Грант заметил ее признаки чуть раньше и внутренне был готов к тому, что сейчас увидит, но зрелище все-таки поразило его.

Густая трава, светло-салатовая под ногами, лежала бесконечным ковром, постепенно меняя свой цвет до насыщенно-зеленого, а еще дальше — до сочного темного. На этой, похожей на поверхность моря, глади выделялись свои «волны» — холмы. Подобно мачтам старинных кораблей, торчали невысокие деревья, кое-где пестрыми всплесками проступали яркие пятна исполинских цветов. Темная полоска джунглей темнела на горизонте причудливым неровным узором.