Парижский шлейф - [87]

Глава 4

– Настя, ты приглашения разослать не забыла? – Голос Лидии вопреки Настиным ожиданиям тоже звучал взволнованно. А она-то полагала, что эта железная леди не знает переживаний и по поводу клуба с ума сходит она одна.

– Не забыла. Всем, кому ты сказала, отправила курьером еще в прошлую среду, – в ходе постоянных нервных переговоров – до открытия осталось чуть меньше недели – Настя как-то незаметно перешла с Лидией на «ты».

– Ладно, я лично всех обзвоню. Во вторник скажу тебе, кто будет, кто нет. – Без персональных рекомендаций Лидии Сергеевны рассчитывать на присутствие приглашенных было смешно. Подумаешь, клуб какой-то открыли: таких приглашений за день на рабочем столе каждой бизнес-леди или серьезной чиновницы скапливается с десяток. – Ну, что у нас еще? Вывеску закрепили?

– Да, – Настя оживилась: ей нравилось, что Лидия согласилась с названием – «Les Fleurs du Mai», хотя, само собой, Панова понятия не имела о сборнике стихов Шарля Бодлера. Для нее это было просто красивое сочетание звуков, бессмысленная французская белиберда. Зато для Насти – целая жизнь.

– Как смотрится? – последовал вопрос.

– Прекрасно, – Настя усмехнулась, – загадочно и порочно.

– Нормально, – в голосе Лидии послышалось удовольствие, – людей надо интриговать! В таком бизнесе чем непонятнее, тем лучше.

– Собственно, так и есть, – на этих словах в кабинет заглянул не на шутку заведенный Алешенька: опять, видимо, сложности со сценарием и программой. Настя быстро попрощалась с Лидией и пошла спасать ситуацию.

Чем ближе подкрадывался день открытия, тем безнадежнее поддавались панике все вокруг. Особенно усердствовала Настя. Она стала просто невыносимой: собирала репетиции каждое утро и держала ошалевших стриптизеров в клубе до вечера, орала на всех и вся, постоянно чего-то требовала, кого-то распинала. Что Стае, что Алексей – оба уже просто шатались от усталости. Если бы до них в итоге не дошло, что действовать нужно сообща, не в меру разбушевавшаяся Анастасия Петровна обоих по очереди загнала бы в могилу. А так они поставили ультиматум – или последние два дня она ни во что не вмешивается и дает людям немного отдохнуть, или открытие не состоится.

Что касается Стаса, то он был бы этому только рад. Хотя он и продолжал по инерции выполнять указания Насти, идея клуба была ему по-прежнему противна. Но за последние месяцы он так устал – физически и морально, – что даже перестал читать Насте нотации и призывать на помощь мораль. Все равно бесполезно: Настя заменила себе чертовым клубом настоящую жизнь. Что-то переключилось в ее душе раз и навсегда из-за тех событий, и теперь, вместо того чтобы попытаться вылечиться, забыть о прошлом, она занялась подменой, создавая своими руками воображаемый мир. Печально все это. А он-то – дурак, думал, что поможет ей справиться с прошлым, забыть. Не смог. Чтобы вытащить человека из душевного небытия, в которое он не по собственной воле попал, нужно любить, и чувство должно быть ответным. Жалости и чувства вины смехотворно мало. А он не любил. Да и Настя оказалась болезненно предана одному-единственному человеку в жизни – Николаю, который давным-давно умер. Кроме него, ей никто и никогда не был нужен. Редко, но встречаются такие однолюбки. Стае тяжело вздохнул. Видимо, поэтому он и чувствовал ответственность за Настю и уважал ее, несмотря на все глупости и капризы. Сам же такой.

Пиля до сих пор не выходила у него из головы – думал, что все забылось, прошло, а, как выяснилось, – нет. Он бы и дальше обманывал себя, настырно предлагая Насте стать его женой, если бы не эта случайная встреча. Пиля ехала из издательства – сдала новую книгу, он из налоговой – оформлял документы для клуба. Ну невозможно, не бывает так, чтобы люди встретились случайно в метро после многих лет! А они встретились. И Стае отчетливо понял, что это – знак. Он не увидел ее, почувствовал, что маленькая женская фигурка за соседней колонной – Пиля…

В день открытия клуба хозяйка прибыла в шесть часов вечера, хотя раньше десяти гостей не ожидалось. Настя так нервничала, что на нее было жалко смотреть. Стае, как мог, подбадривал ее и убеждал, что все пройдет «как надо», но она только в отчаянии отрицательно мотала головой и носилась с этажа на этаж, проверяя, все ли в порядке.

В такую рань, разумеется, клуб еще и не думал оживать. Только Настя, вызывая тяжелые вздохи неприкаянно блуждавшего туда-сюда Стаса, инспектировала помещения, включая туалетные комнаты, и, как безумная, вещала, что для клубов и ресторанов уборная – это лицо заведения, а по степени чистоты клиентки судят о качестве сервиса. Она заглянула под каждый столик и диван, обошла, неизвестно зачем, бассейн. Везде было идеально чисто. Еще бы – накануне она лично, когда все ушли, заползла с тряпкой в каждый закуток и еще раз протерла и без того сияющие столики, стойки, полы. Пробежав по всем помещениям, Настя зашла в свой кабинет и, чтобы унять нервную дрожь, стала смотреть в окно. Внизу проползали машины – вечерние пробки имели обыкновение не рассасываться часов до девяти, – толпами шли люди к метро. Настя отчего-то вспомнила те далекие-предалекие времена, когда сама жила обыкновенной жизнью – утром в институт, вечером – домой. Когда были простые проблемы: что надеть завтра, где взять денег на новые сапоги, что скажет папа, если она вечером пойдет в кино, и как объяснить маме, что замуж ей пока еще рано. Как же все изменилось с тех пор! Какими наивными и легкими кажутся теперь те времена.