Парижский оборотень - [36]

На крики мадам в комнату сбежались девушки.

— Позовите доктора, — приказала хозяйка.

— Полицию тоже надо вызвать, — сказала одна из девиц.

— Нет! — выкрикнула мадам. — Не сметь! — Отношения с властями у нее не сложились, и меньше всего на свете ей хотелось впутывать в дело закон. Если и впрямь понадобится, то полицию можно вызвать в последний момент.

Когда Терезе промыли и перевязали раны и она наконец смогла заговорить, мадам начала допытываться:

— Как ты ему позволила так с собой обращаться?

— Кажется, я потеряла сознание.

— И за все это ты не получила ни сантима?

— Откуда мне было знать, что он собирается делать?

— В Париже за такое бешеные деньги платят, — заметила мадам, для которой Париж служил arbiter elegantiarum[57] во всех вопросах, касавшихся прейскуранта и обычаев заведений, схожих с ее собственным.

— Я не думала, что он из этих, — неуверенно пожаловалась Тереза.

— Эх, знать бы его имя! — воскликнула мадам.

— Но он записал мне его в альбом, — сказала девушка.

— Да уж! В твой альбом!.. — презрительно фыркнула сводня.

— Да, в него, — настаивала Тереза. И хозяйка с сомнением заглянула в тетрадь, но на листе черным по белому значилось: «Бертран Кайе, Монт-д'Арси». Всё выглядело вполне правдоподобно. Да и дорога до Монт-д’Арси занимала всего два часа.

В тот же день мадам наняла извозчика и без труда выяснила, что семейство Кайе проживает в особняке Галье, скрытом аллеей из ложной акации. Деревья как раз цвели, и тысячи великолепных золотых кистей украшали ветви. Земля была усыпана лепестками. В воздухе кружился неспешный желтый дождь.

Грузная поставщица любви en détail[58] не устрашилась красот, за которыми, насколько она знала жизнь, часто скрывалась страсть к дорогостоящим порокам. Напротив, она более не сомневалась в удачном финансовом исходе поездки и смело позвонила в дверь.

Эмар Галье пригласил ее в свой кабинет.

— Я пришла поговорить о вашем сыне Бертране, — заявила владелица maison tolérée[59].

— Говорите, — ответил Эмар.

Она поведала ему о произошедшем, искусно приукрасив рассказ и не скрыв своего занятия — ведь, если честно, иногда ей нравилось бравировать им перед богатой буржуазией.

— А я что должен сделать? — спросил Эмар, пылая негодованием, но внешне оставаясь равнодушным.

— Ей-Богу, месье, я всего лишь хочу возместить причиненные мне убытки. Кто бы мог подумать, что столь милый, утонченный юноша…

— Сдается мне, вам следует обратиться в полицию, — перебил ее Эмар, размышляя о представившемся шансе наконец-то благополучно сбыть Бертрана с рук.

Мадам перепугалась, но не подала виду. Конечно, она имела полное право вызвать полицейских, более того, была обязана это сделать, однако из-за возраста Бертрана сама могла попасть под суд, чего ей совершенно не хотелось, к тому же в этом случае она, скорее всего, не получила бы денег.

Поэтому, притворившись, что раздумывает о деле, мадам принялась искать достойный предлог поскорее ретироваться.

— Хорошо, месье, — вдруг выпалила она. — Я обращусь в полицию. Поначалу я решила, что вы оцените возможность уладить все тихо и мирно, но теперь вижу, что мои благородные намерения пропали втуне и я напрасно потратила время.

Эмар боролся с собой. Почему ему казалось, что оборотень в семье — позор? Что за глупый стыд мешал ему открыто предъявить миру это чудовище? Заметьте, чудовище, порожденное не им, а чужим человеком и навязанное ему, Эмару Галье, простым стечением обстоятельств.

Однако не поспособствовал ли он сам сложившемуся ходу событий тем, что скрывал зверочеловека? И все-таки он никак не мог заставить себя выдать Бертрана. Он так успешно заботился о мальчике, что почти позабыл о звериной стороне его натуры, но теперь вновь стало очевидно, что парень по-настоящему опасен и, конечно же, ни о каком изучении медицины в Париже не может быть и речи.

Он вздохнул и сдался:

— Сколько вы хотите?

— Пять тысяч франков, — ответила сводня, поджав губы.

— Запишите мне свой адрес, — спокойно сказал Эмар, — и я пришлю вам тысячу франков сегодня же, после чего, надеюсь, никогда больше не услышу об этом деле.

Его невозмутимая решительность испугала мадам. Выручить даже тысячу было уже неплохо. Она встала и ушла. По пути домой ее посетила блестящая идея. Добравшись до заведения, она первым делом накинулась на окружающих, особенно на Терезу.

— Убить тебя мало! — кричала она на бедную страдалицу.

— Но, мадам… — рыдала перебинтованная Тереза.

— У нас нет денег даже врачу заплатить. И, если хочешь знать, мне пригрозили судом за то, что я пустила к нам несовершеннолетнего.

Постепенно она смягчилась.

— Так и быть, заплачу доктору из своих. Вы ж, дуры несчастные, копить не догадываетесь: на свои тебя не вылечу — ты мне тут, чего доброго, помрешь.

Тереза рассыпалась в благодарностях.

— Вот увидите, мадам, — пообещала она, — буду на вас работать, не жалея сил.

— Иди уж, — шутливо отмахнулась хозяйка, — может, ты так славно потрудишься, что тебя кто-нибудь за муж возьмет, ты уедешь, а нам и альбома своего на память не оставишь.

— Ох, мадам, зачем же вы так? — с упреком сказала Тереза, хотя и сама уже витала в мечтаниях о столь счастливом будущем.