Парижские мальчики в сталинской Москве - [34]

Она была почти на семь лет старше Мура, давно окончила школу и училась в Московском художественном институте. Все девушки, с которыми Мур познакомился зимой – весной 1940-го, были художницами. Мура и знакомили с ними как с будущими коллегами: он всерьез собирался заняться живописью. Еще во Франции Мур начал рисовать карикатуры, и столь удачные, что, как мы помним, на них польстились советские таможенники. В школе же карикатуры Мура произвели фурор.

Мирэль Муру понравилась, он составил ее подробный словесный портрет: “Она симпатичная, не сложная девушка, взбалмошная, веселая, чуткая. У нее армянское лицо: смуглая кожа, нос длинноват, но в меру, глаза черные, стан гибкий, волосы черные. Она довольно резвая, довольно умна и, бесспорно, добра. Впрочем, все мои знакомые девушки добры. Она имеет какую-то восточную широту, веселость. Она, конечно, глупее меня, она не вдумчивая, но, в общем, очень симпатичная. Конечно, она может нести чепуху, у нее не хватает логики и стройного взгляда на жизнь, но она коренно «хорошая» (хотя немножко избалована)”.²³²

Мур и Мирэль познакомились в Голицыно, куда девушка приезжала со своей матерью, тогда уже очень известной писательницей. Навещала Мура, когда он болел. Мур и Мирэль будут встречаться до июня 1940-го. Именно встречаться – в прямом смысле слова, то есть иногда видеться, беседовать о живописи. Мирэль доставала для Мура дефицитную бумагу для рисования. В июне Мирэль уехала в Коктебель, куда приглашала и Мура, обещала его там “устроить”. Коктебель был для Мирэль местом любимым, родным с детства, когда мать познакомила ее с Максимилианом Волошиным. Но Цветаева не пустила сына на юг. Может быть, совместная поездка стала бы для Мирэль с Муром началом настоящего романа, ведь прежде их отношения были исключительно дружескими. Однако Мур останется в Москве, а поездка в Коктебель определит всю дальнейшую жизнь Мирэль Шагинян. Ей с подругой Наташей понравились два мальчика, молодые художники Владимир Переславцев и Виктор Цигаль. Девушки бросили жребий, взяв по камушку, загадали: “Витя – это светлый камешек, а Володя – черный”. Мирэль достался светлый. “У моря происходил весь роман, плавно перешедший в мою беременность и регистрацию в ЗАГСе”²³³, – вспоминала много лет спустя Мирэль Яковлевна.

Мирэль Шагинян и Виктор Цигаль станут известными художниками и проживут вместе шестьдесят четыре года.

Мирэль и Мур останутся приятелями до самого лета 1941-го. Иногда они будут созваниваться. О неразлучной подруге Мирэль Майе Гальпериной Мур упоминает лишь мельком. Он познакомился с ней также в Голицыно, она показалась Муру “рассудительнее” Мирэль, но особенно не заинтересовала.

Иэта

Несколько больше внимания Мур уделяет Иэте (Иэтте, Етте) Квитко. Это была первая девушка, с которой познакомился Мур в Советском Союзе. Ее имя, видимо, соответствовало имени Этель, что встречается у евреев ашкенази.

Отец Иэты Лев (Лейба) Квитко был не русским писателем еврейского происхождения, как, скажем, Илья Ильф или Исаак Бабель, а настоящим еврейским поэтом. Он сочинял на идиш, что очень даже поощрялось в те годы. Идиш, в отличие от библейского иврита, был языком советских евреев, языком Переца Маркиша, Давида Бергельсона, Соломона Михоэлса. Стихи Льва Квитко часто переиздавали и охотно переводили на русский, среди его переводчиков – Анна Ахматова и Самуил Маршак. После войны Льва Моисеевича Квитко расстреляют по делу Еврейского антифашистского комитета, а в тридцатые годы он был чрезвычайно успешным литератором, обласканным властью и советскими издателями. Квитко “любит советскую власть поэтично и нежно”²³⁴, – писал Корней Чуковский.

Ко времени знакомства с Муром Иэте было двадцать лет, ее уже ценили как интересную, подающую надежды художницу. По словам Корнея Чуковского, она обладала “очень редким у женщин талантом: умением схвачивать (так в источнике. – С.Б.) типичнейшее в человеке. Она редко рисует лица, а главным образом – позы, походки, осанки. И фигуры у нее так характерны, словно у других художников портреты”.²³⁵

Иэта снабжала Мура бумагой для рисования и учила писать масляными красками – прежде он рисовал тушью. Муру девушка была интересна еще и тем, что жила за границей. Лев Моисеевич некоторое время работал в советском торгпредстве в Германии, так что Иэта могла рассказать Муру о Берлине. Впрочем, “я с ней как-то не сошелся”²³⁶, – замечает Мур. Она показалась Муру “довольно приятной, умной”, но “не исключительно красивой”. Только в июне, когда Мирэль Шагинян уехала в Крым, а и без того редкие встречи с Майей Левидовой прекратились, он снова обращает внимание на Иэту. Этому поспособствовал и случай.

22 июля 1940-го Мур возвращался из библиотеки и неожиданно встретил Иэту. Очевидно, дело было в Столешниковом переулке. Там в здании церкви Космы и Дамиана располагалась тогда библиотека иностранной литературы. На этот раз девушка показалась Муру “пресимпатичной” и к тому же самой умной среди знакомых женщин. Мур признался ей, что теперь мало занимается живописью, но зато записался в библиотеку. Иэта пригласила его к себе в гости. В двадцатых числах июня Мур пишет об Иэте почти каждый день. Она “дельная, активная”, сочувствует Франции, что для Мура очень важно.