Парижанин из Москвы - [61]

Без преувеличения можно сказать, дружба помогла им выжить в той горькой обстановке «беспричальной» жизни на птичьих правах чужестранцев.

Из Америки приходит известие о кончине белого генерала и друга Шмелёва Антона Ивановича Деникина. Сколько было говорено когда-то в Капбретоне под настоечку и солёные грибы! Ильин — сторонник Врангеля, всё очень сложно. «Когда время бывало не жестоким и не грязным?!» — вопрошает И.С., посылает в газету некролог. Вдова К. В. Деникина — одна из немногих, кто выступили в печати в защиту И. С. Шмелёва в связи с пасквилем о работе Шмелёва на немцев.

Но жизнь продолжается. И.С. открывает талантливую художницу — видел её иллюстрации в харбинских журналах. «Страшно талантлива и — прелестна». Обожает «Богомолье» и «Лето Господне». Почему не удастся сделать иллюстрации, останется за пределами писем а, может быть, и самих сроков жизни писателя.

И.А. знакомит Шмелёва с содержанием «Аксиом религиозного опыта». Они не знают, что эта работа станет философской карточкой И. Ильина. Брендом, как теперь бы сказали.

Газеты, журналы, издательства — как это всё всегда важно пишущим людям. «Православная Русь», «Русская мысль», «Новости дня», «Московский листок», отношения с издателями и переводчиками… Здоровье, лекарства… И одиночество, тотальное одиночество и только один подарок судьбы — друг.

«Вы для меня были — особенно после утраты самого близкого — Оли моей! — светом во тьме, опорой в моём хроманье по жизни…»

«Среди немногих утешений моей жизни — Ваше восприятие моей эстетической критики есть одно из крупнейших» — пишет Ильин.

Искушенье Америкой, подлая анонимная заметка о пособничестве фашистам, «Необходимый ответ» — всему внимает Иван Александрович, утешает, ищет «ходы» к сильным мира сего, от которых зависит получение визы.

У него был свой опыт: десяток лет назад Сергей Рахманинов, прежде не знавший И. Ильина, заплатил крупный взнос швейцарскому правительству, чтобы Ивану Александровичу не погибнуть в лапах гестапо, которому Ильин отказал в доносительстве на коллег — преподавателей-евреев. Но послевоенные Штаты оказались орешком покрепче. Его связи И.С. не помогли.

И все усилия, все хлопоты — с неостановимой работой того и другого над своими замыслами. ИМКА обещает опубликовать отдельное издание «Лета Господня»! В Америке собираются переиздать «Человека из ресторана»! Почти готова основная работа всей жизни «Аксиомы религиозного опыта» — опять и опять вопрос: кто возьмётся напечатать?

И — вечная ностальгия — Россия закрыта для них. «Да жив ли ещё Сталин! — не без иронии восклицает И.С. — Может, вместо него в Кремле одна «эманация»?»

Европа между тем изживает потихоньку страх перед русской Армией. Под Новый год «Женева кипит в покупках и подарках».

Шмелёву вручают карточку-удостоверение привилегированного жителя Франции — он никуда не убегал из Парижа во время фашистской оккупации. Мог погибнуть в результате налёта союзнической авиации.

Появляется статья Ильина на новое издание «Богомолья». Обоих не покидает юмор. О русских писателях-«сыщиков зла» в старой России, особенно о «народниках последнего призыва» Бунине, Горьком, Куприне. «Начитаешься — и свет не мил, на людей не глядел бы, России стыдился бы…» «Как по-Вашему, — лукаво спрашивает Ильин, — Куприн пил и потому так видел, или так видел и потому пил?»… Сколько зла принесла России привычка ругать своё! Когда же русский человек научится ценить, беречь своё, родное, — сокрушается И.С.

Иван Сергеевич Шмелёв и Иван Александрович Ильин в постоянном фокусе страстей и пристрастий своего времени и окружения. Ильин — литературный критик, создал свою методологию, терминологию и систематику разбора книг Мережковского, Бунина, Ремизова и, конечно, Шмелёва. Он предвидел дальнейшее нравственное падение искусства в угоду трюкачеству и безответственности. Кризис в искусстве неразрывен с кризисом веры и традиции в обществе. Обращение к И. Ильину — литературному критику с его «предметным анализом» (любимый термин) — отпор пошлости, сопротивление сложившимся клише и штампам.

Может быть, ещё и теперь витает давний сгусток энергии любви и дружбы этих поразительных личностей, создавая силовое поле между Цолликоном и Парижем. Присутствует в нём и Ольга. По странному, но всё-таки выстраданному ею праву личности подняться выше уровня, диктуемого обстоятельствами своего времени.

Смерти нет

26 ноября 1949 года Ивана Сергеевича прооперировал в частной клинике доктор Антуан.

21 декабря 1949 года Ивану Сергеевичу привозят Владычицу-Курскую-Коренную, он исповедовался, причастился, сообщил об этом и И.А., и О.А.

«Иначе — страдания великие, если не следуешь своему предназначению. То же и у каждого народа, и у нашей Земли, и у всей Вселенной…» — заключает И.С.

Волшебный фонарь, скрывающий от поверхностного взгляда «План», поворачивается ещё раз, чтобы осветить пронзительно страшное, происшедшее в Голландии.

4 декабря оперируют Ольгу, спустя всего несколько дней после И.С. По настоятельному совету доктора Клинкенберга она идёт на вторую операцию. Как и на первую шесть лет назад летом 1943 года, всё с той же безоглядной, твёрдой уверенностью, без тени сомнения. Даже с радостью. Она верит, что её наконец оставят хотя бы физические страдания.