Парижане. История приключений в Париже - [24]

Комиссар отправил свой рапорт министру полиции, который размышлял над вестями, пришедшими с запада Франции. С 1804 г. в Вандее (департамент на западе Франции. – Пер.) происходили новые движения. Время от времени вблизи берега можно было увидеть английские корабли. Шпионы докладывали о связях между мятежниками на западе и роялистами на юге. В голове министра полиции, работавшей как часы, подробности сложились в еще больший заговор. В Ниме благородные католики-эмигранты, вернувшиеся из ссылки в Англию, обнаружили, что протестанты все еще сильны. Они были опасно разочарованы в Наполеоне. Теперь, когда император был далеко, сражаясь в Пруссии, паутина мятежа протянулась от Средиземного моря до атлантического побережья.

Почти не имело значения то, была ли информация, переданная комиссару, достоверной и правильной во всех деталях. Сомнения либо были, либо нет. В этом случае сомнения были. Даже если Пико был не виноват, он все равно был виновен в том, что на него донесли. И было достаточно сходства между Франсуа Пико и безвестно отсутствующим подозреваемым по имени Жозеф Люше, чтобы служить основанием для немедленных действий.

В ту ночь за сапожником пришли и увели, не побеспокоив соседей. В течение следующих двух месяцев Маргерит де Вигору отчаянно наводила справки, но никто не знал или не мог сказать ей, что случилось с ее женихом. Подобно многим людям в те неспокойные времена, Пико исчез ни с того ни с сего. Лупиан, который был одним из последних, кто видел его, утешал Маргерит как только мог. Раз уж события приняли слегка неожиданный оборот, было бы безумием признаваться комиссару. Только сумасшедший попытался бы спасти падающего человека, прыгнув вслед за ним со скалы. Да и, возможно, в конце концов, полиции было что-то известно о Пико?

Прошло два года без каких-либо вестей или слухов. А затем в один прекрасный день Маргерит утерла слезы и вышла замуж за Лупиана. Благодаря ее приданому и доходам от кафе они получили возможность уехать из этих мест с их экономными посетителями и печальными воспоминаниями. В красивом новом квартале можно было начать жизнь заново. Новые лица и проезжающие по бульвару экипажи, играющие в карты офицеры и потягивающие лимонад дамы, составляющие каждодневную панораму большого города, помогут забыть прошлое.

2

За горными вершинами, которые обозначают границу между Францией и Италией, в одной из самых безлюдных долин Коттийских Альп к почти вертикальному утесу прилепился, как паразит, комплекс крепости Фене-стрель. Его бастионы когда-то преграждали дорогу, которая вела во Францию, – если нехоженое, усыпанное камнями ущелье можно было назвать дорогой. Согласно ученым того времени, название «Фенестрель» означает или «маленькие окна» (finestrelle), или «конец земли» (finis terrae). Оба толкования подходят. Из двора нижнего форта узник мог смотреть на орлов, парящих над заснеженными пустынями, и следить взглядом за большой стеной Альп, которая взбирается на протяжении трех километров по горе Орсьер. Находясь внутри за заколоченными окнами, он мог слышать завывание ветра и волков. Эта итальянская Сибирь была ужасным местом для жизни и смерти, и было бы трудно объяснить – разве что безумием или глубокими религиозными убеждениями, – почему у старика, который готовился уйти в свой последний путь в тот январский день 1814 г., удовлетворенно блестели глаза.

Крепость Фенестрель была одним из самых крепких звеньев в цепи тюрем Наполеона. Вместо того чтобы перестраивать Бастилию, «этот дворец возмездия», как назвал ее Вольтер, «где заперты и преступление, и невиновность», он использовал крепости, которые уцелели в революцию: Ам на севере, Сомюр на Луаре, замок Иф в Марсельском заливе. Это были Бастилии нового века: вместительные, неприступные и расположенные далеко от Парижа. Сама крепость Фенестрель была подобна человеческой антологии последних десяти лет империи. Наполеон время от времени писал своему брату Джозефу, королю Неаполя: «Ты можешь отправлять в Фенестрель всех, кого считаешь опасными» (февраль 1806 г.); «Туда следует отправлять только аббатов и англичан» (март 1806 г.); «Я распорядился арестовать всех корсиканцев, находящихся на службе Англии. Я уже отослал многих из них в Фенестрель» (октябрь 1807 г.). В Фенестрели головорезы из трущоб Неаполя сидели вместе с римской знатью; епископы и кардиналы, которые отказались присягнуть Французской республике, проводили тайные мессы со шпионами и убийцами в роли алтарных служек.

Даже в Фенестрели сохранились социальные различия. Узник, который собирался совершить побег в смерть в ту зиму, был миланским аристократом, который когда-то занимал в церкви высокую должность. Его камера, можно предположить, не была совсем пустой: имелись кое-какие предметы мебели, взятые напрокат в деревушке Фенестрель, несколько шатких стульев, тонкая занавеска, грубый деревянный стол, который был чуть лучше скамейки сапожника. (Так один узник, кардинал Бартоломео Пакка, секретарь папы Пия VII, описал удобства этой камеры.) Некоторые кардиналы ухитрились устроить так, что с ними в камере сидели их камердинеры; другие нашли себе слуг среди обычных заключенных. Для большинства тех людей внешний мир прекратил существовать: бедствие, постигшее Великую армию во время отступления из Москвы, было всего лишь слухом; а единственными достоверными сводками новостей, которые достигали их слуха, был шум в горах – грохот лавины, землетрясение, которое прочертило трещину в стене, как дорогу на карте. И все же раз в стенах крепости сидели в качестве узников так много богатых и могущественных людей, неудивительно, что она оказалась не такой уж и непроницаемой, в конце концов. Даже в этом альпийском медвежьем углу деньги, как вода, могли найти себе дорогу сквозь камни.