Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [9]

Мы еще попали на Центральный рынок и долго ходили среди ящиков цветной капусты, огромных туш мяса, гор моркови, редиски и бело-розовой черешни.

7

Лето наступило сразу. Конец мая, обыкновенно дождливый в Париже, был жарок, как июль. Асфальт таял под ногами, стлалась пыль. Листья уже посерели. В газетах писали: «Это лето будет исключительно жарким и сухим. Такого не запомнят с 1907 года». И люди мечтали, как они уедут на море или в горы, и от одной этой мысли им становилось прохладнее.

8

Я бродила по Парижу, искала работы, смотрела кругом.

9

Лицо города сильно изменилось. Город поразил меня. Я вспомнила Елисейские поля двадцать девятого года. Шесть-семь роскошных магазинов, где вещи дешевле пятисот франков найти было трудно. Вдруг появились маленькие магазины, почти лавки. Вместо вывески висела лишь огромная цифра — 150. Это значило, что любое платье, на выбор, стоит сто пятьдесят франков. Я зашла из праздного любопытства, так как денег у меня не было. На длинных вешалках висели платья — куча разных платьев, изящных и веселых. При ближайшем рассмотрении они оказались неаккуратно сшитыми вещами, из плохой материи, но очень модными и красивых цветов. Женщины ходили среди вешалок, сами выбирая, что им нравилось. Набрав целый ворох платьев, они шли за загородку, к зеркалу. Там продавщицы помогали им примерять. Я вышла оттуда расстроенной.

Вдоль рю Лафайет и на площади Оперы появились длинные столы. На них навалили горы галстуков, шелковых чулок, шелковых трусиков. Меньше трех пар трусиков купить было невозможно, — три пары стоили одиннадцать франков. На последние деньги я решила купить галстук в подарок Анжело, в благодарность за его гостеприимство. Бойкий приказчик, курчавый и длинноносый, подлетел ко мне, заметив, что я рассматриваю галстуки. Галстуки были по пяти франков штука. Их было несколько тысяч, и все разные. Молодчик затараторил:

— Ройтесь и ищите, мадемуазель! Не стесняйтесь! Это первый и последний раз, что мы продаем так дешево. Ройтесь, ищите!

Я начала искать, понимая, что через неделю эти же галстуки будут стоить три франка. Зная вкус Анжело, я выбрала оранжевый галстук в белую крапинку.

— Вот! — сказала я продавцу.

— Как? — закричал тот, быстро заворачивая галстук и выхватывая у меня из рук пятифранковую бумажку. — Как? Всего один, мадемуазель? Всего один-единственный жалкий галстук ему в подарок? И это все за те слова страстной любви, которые он вам шепчет? За все поцелуи, за все благоуханные ночи, за все песни на гитаре?

Курчавый юноша казался возмущенным до глубины души. Он смотрел на меня страшными глазами, протягивая десятка два галстуков.

— Еще, еще! Берите, мадемуазель! Это будет правильный шаг в вашей жизни.

Я взяла пакетик, улыбнулась, ушла. Талантливый и забавный приказчик!

10

На площади де ла Маделен, у подножия собора, собралась толпа. На крышу «ситроэна»[4] влез усатый дядя в соломенной шляпе. За ленту шляпы были заткнуты самопишущие ручки всех цветов. Автомобиль был сплошь заклеен афишами и рекламами. Из окна выглядывала полная дама. В этой машине она чувствовала себя совершенно как дома и смотрела на толпу и город, словно из окна своего особняка.

— Мосье, медам! — кричал усатый человек. — Идеальное самопишущее перо «Роз-Мари», стоит всего четырнадцать франков девяносто девять сантимов. Необходимая вещь! Представьте себе, мосье, — обратился он к толстяку в очках, — что вам тайком от жены надо написать письмо любимой. Но сесть за ваш стол вы боитесь, а написать карандашом неприлично. Что ж вам делать? Ваше положение безвыходно, мосье. Но! Осторожно! Обладая пером «Роз-Мари» за четырнадцать франков девяносто девять сантимов, вы можете набросать несколько слов в ванной комнате или еще где-нибудь и спокойно отослать письмо возлюбленной. Или вы, мадам! Ах, мадам! Вот на вас зеленый костюм и зеленая шляпка. У меня же имеется перо «Роз-Мари» за четырнадцать франков девяносто девять сантимов точно такого же цвета, как ваш костюм и ваша шляпка. Ах, мадам! Или вы, мосье: по вашим длинным волосам и банту вместо галстука я вижу, что вы поэт. Ну как же поэту…

Я пошла дальше. Вдоль бульвара де ла Маделен над дверями магазинов висели свеженькие вывески: «Распродажа после банкротства», «Банкрот — закрыто», «Цены снижены на семьдесят пять процентов — банкрот».

11

Я зашла в большой, шикарный магазин тканей. Там царили тишина, прохлада, порядок. Продавцы в безукоризненных черных костюмах тоскливо стояли у прилавков. Ковры заглушали шаги. Грум негр спал у вертящейся двери. Магазин был пуст. Хозяин не сдавался еще, он не верил в кризис, он считал, что все это придумано, что цен снижать нельзя. Но хорошенькая кассирша с копной золотых волос знала всё: она знала, что через две недели, а может быть через десять дней, цены будут снижены фантастически или свеженькая вывеска «Банкрот» заменит золотую в неоновой рамке.

12

На углу бульвара Капуцинов и площади Оперы открылся магазин шляп. Дивные белые и цветные шляпы, сплетенные из полосок легкого шелка, стоили по три и пять франков. Это было непостижимо. Но если взять шляпу в руки, она начинала шуршать. Шляпа была сделана из папиросной бумаги — на один раз. Продавцы назвали эту модель: «Paris la crise».