Пария - [19]

Итак, я поднималась вверх по лестнице. Преодолев половину из шести маршей, я оступилась и ступенька заскрипела под моей ногой. Я замерла. Я ожидала. Никакого движения. Ни звука в ответ. Я медленно выдохнула и мысленно выругала себя. Беспокойство сделало меня неосторожной и вынудило совершить ошибку. Беспокойство порождает поспешность, — как учил нас ментор Заур, — а поспешность приводит к неосторожности. Неосторожность — вот ваш злейший враг. Неосторожность — не больше и не сильнее вас, сама по себе она даже не представляет никакой угрозы, но именно она способна привести вас к скорой погибели. Знание — напротив, ваш союзник. Используйте знание — оно защитит вас и поможет возместить утраченное. Не позволяйте Неосторожности хотя бы на миг отвратить вас от Знания.

Я знала этот дом. Я знала Зону Дня в мельчайших подробностях — и это Знание было моим союзником. Но предательская Неосторожность вынудила меня забыть об этом Знании и ступить на деревянную ступеньку, которая своим скрипом могла выдать меня.

Отругав себя, я возобновила подъем — теперь с большей уверенностью и решимостью.

Оказавшись на лестничной площадке, откуда я начала мой спуск, у двери в мою прихожую, я на секунду остановилась. Я снова отчетливо ощутила дуновение ветерка. Но, как я уже установила, он не мог идти снизу.

Существовала всего одна иная возможность. Он шел сверху.

Лестничный пролет вел наверх, но над моим этажом не было ничего, кроме заброшенных чердаков. Мы никогда не входили туда, потому что чердачный пол прогнил и ходить по нему было небезопасно — так что, я не осмотрела чердак. Но, если чердачное окно распахнулось, или фрагмент старой сланцевой крыши обвалился внутрь, это вполне могло объяснить сквозняк, который я ощутила.

Я начала подъем. Лестница привела меня на следующую площадку. Оттуда по приставной лесенке я поднялась к чердачному люку и проникла внутрь. Там было ужасно пыльно: думаю, так же, как в легендарном Пыльном Городе, который, как утверждали, находится где-то в Сандэрленде. Мне захотелось откашляться, но я не сделала этого, стараясь держать под контролем сухую щекотку в горле.

Я видела балки и стропила, дощатые платформы, реечные полки, каменные стены со старыми окнами, которые, после многочисленных перестроек здания, стали внутренними, а теперь даже использовались как двери в соседние отделения чердака. Потолок в одних местах был низким, а в других — терялся в высоте, на нем виднелись остатки плитки и деревянные стропила. В воздухе медленно, как струйки дыма, покачивалась паутина.

Мы забирались сюда, когда были детьми — тогда чердак был для нас укрытием и местом отдыха. Но потолок четвертого из чердачных помещений обвалился после сильных дождей, и нам запретили ходить сюда. Тем не менее, я помнила здесь все — каждый поворот, каждый укромный уголок. Я видела места, где мы нацарапали наши имена — на балках, на сланцевых плитках, на кирпичах. Множество имен. Имена учеников, о которых успели забыть задолго до того, как я поступила в Зону Дня. Тут все еще была кукла — маленькая и бледная, с фарфоровым личиком; кто-то из учеников поставил ее под поперечную балку множество лет назад, покрытую толстым слоем пыли, но ни один из нас не посмел тронуть или переставить ее. Она принадлежала этому месту. Увидев ее в эту ночь другими, взрослыми глазами, я почувствовала, что ее не просто поставили и забыли — ее поместили сюда специально, словно поперечная балка была ее новым пристанищем, местом, с которого она могла бы наблюдать за чердаком и охранять его.

В другом месте я нашла маленькую стеклянную мензурку, которую мы оставили здесь восемь или девять лет назад. Мы решили устроить охоту на пауков, и собирались ловить их, накрывая мензуркой. Но не нашли ни одного, хотя чердак был сплошь затянут паутиной. Мы бросили мензурку и так и не забрали ее.

Дыхание ветра снова наполнило чердак. Я двинулась вперед и обнаружила, что из старой дощатой перегородки, там, где Зона Дня соединялась со зданием Схолы Орбус выломана. Может быть, это сделали детишки из приюта, которые пробрались на чердак, желая исследовать его? Мы поступали именно так, когда жили в приюте.

Я почти ожидала услышать детский смех — отдаленный, приглушенный, нежно звенящий в чердачном промозглом холоде, доносящийся из укромных уголков. Из прошлого.

И я услышала его.

Записывая эти слова, воскрешая эти события в памяти, я по-прежнему ощущаю острый холодок ужаса, пробежавший по моему телу. Это не было самым пугающим из того, что случалось со мной — но очень близко к тому (надо бы сделать список самых пугающих вещей, которые со мной были). Хуже всего было то, что он был таким естественным, но раздался совершенно неожиданно. Самый обычный звук — но в этой ситуации он показался мне жутким, и прозвучал словно по тайному знаку.

Я сказала себе, что это лишь игра моего воображения. Я старалась убедить себя, что я сама внушила себе этот ужас. Я лишь подумала — и мое воображение довершило остальное.

И тут я рассмеялась во весь голос, поняв, что страх начисто отшиб мой здравый смысл. Я только сейчас увидела самое простое и логичное объяснение: дети. Это были сиротки из соседнего здания, которые после того, как стемнело, прокрались сюда, чтобы осмотреть чердак.