Парикмахерские ребята - [4]

— Один человек? Никому не известный?! Да каким образом?!

— Господи, да какая разница, каким образом! Вы что, думаете, это так сложно? И потом, кто вам сказал, что он никому не известный? Вы хоть про краснорубашечников-то слышали, товарищ в красной рубашке?

Я прикусил язык. Я действительно слишком многого не знал. Но дело было не в этом. И я не сдавался.

— Послушайте, а как-то по-другому нельзя было? Ну, увезти его кудато, спрятать, подкупить?..

— Санкта симплицитас! Неужели вы думаете, что я не искал другие варианты? Вы что, правда меня бандитом считаете, которому проще всего убить человека — и дело с концом… Да я себе мозги на этой проблеме вывихнул!

И тут я понял.

— Вам нельзя было его убивать? Правильно?

— Ну, конечно, нельзя, черт вас всех подери! Конечно. Убивать вообще никого нельзя. Просто нервы иногда не выдерживают. Особенно когда долго за такими людьми наблюдаешь… Слушайте, вам пора. Вы на самолет опоздаете, а вас жена ждет.

— У меня еще десять минут, — сказал я жестко.

— Поедете пораньше. Вам еще сигарет купить надо. Да что сигарет! Вот вам деньги, — Сергеев протянул увесистую пачку, — купите все, что надо. Здесь это быстро можно сделать.

— Спасибо, — сказал я, ошалело гладя на незнакомые цветастые банкноты и мысленно прикидывая, сколько же тут в пересчете на доллары. — Но вы меня не сбивайте. Я спросить хотел, что вам теперь за это будет.

— За что? — вздохнул Сергеев.

— За убийство.

— Слушайте, — он закурил четвертую, по моим подсчетам, сигарету, — вы куда бежали? В булочную? Ну, так и бегите в булочную. А то там весь хлеб кончится, жена ругать будет.

— Не хотите говорить, — обиделся я, — не говорите. А что вы меня этой булочной тыкаете? Да женой, которая ждет. Что булочная, что жена, когда тут решается судьба цивилизации?!

— Стоп, стоп, стоп! Вы что же это, дорогой мой, другим мораль читать, а сам? Какая, к черту, судьба цивилизации?! Нет, между прочим, ничего важнее, чем добежать до булочной, купить хлеба и вовремя — подчеркиваю, вовремя! — вернуться домой, чтобы жена не волновалась. Я вам это совершенно серьезно говорю. И не мочите рога, дорогой мой.

И тут вошел человек и сообщил, что машина ждет внизу. И мы поехали. И накупили в магазинах много всякой всячины (в пересчете на доллары у меня оказалось две с половиной тысячи), и не опоздали на самолет компании «САС», в котором я замечательно провел время, и от Шереметьева меня с ветерком домчали до центра, и уже на Садовой мой водитель вдруг сказал: «Время пошло», и я с удивлением обнаружил, что уже снова пять часов вечера пятнадцатого июля, как было тогда, когда я выбежал за хлебом.

На площади все так же толпились люди, милиции стало больше, но теперь я разглядел и съемочную группу: оператора с камерой, ассистентов, а возле ларька даже актеров с пистолетами.

И я вдруг вспомнил, как этот немыслимый Сергеев в Копенгагене уже вдогонку кричал мне:

— Пожалуйста, не забудьте, самое главное для вас — это добежать до булочной!

«Что он имел в виду? — размышлял я. — Вдруг это была просьба, очень важная просьба, имеющая буквальный смысл?» И я сказал водителю «фольксвагена»:

— Вы не подождете минуточку? Я до булочной добегу.

Он улыбнулся и кивнул.

Нет, на этот раз в меня не стреляли. Более того, в булочной был хлеб и черный, и белый. Еще более того, я вспомнил, что там, в Дании, забыл-таки купить хлеба. Представляете, забыл! И я был счастлив, что вспомнил теперь.

Я уже выходил из дверей булочной, когда вслед за выстрелами раздался оглушительный треск и сразу после — взрыв. Я пулей вылетел на улицу.

Люди на площади кричали и разбегались в разные стороны, от ларька «Союзпечать» остались рожки да ножки: сломанный остов, битое стекло, горы макулатуры, рядом горел покореженный грузовик, «фольксвагена» нигде не было видно.

Мне сделалось страшно, как еще никогда в жизни. Прижимая к груди два батона и половинку черного, я побежал в самое пекло.

— Куда ты прешь, придурок?! За что тебе деньги платят?! — услышал я грубый голос сзади, и через секунду был схвачен крепкой рукой.

Еще немного, и я налетел бы прямо на камеру.

— Снимаем! Снимаем! — зычно кричал режиссер, возвышаясь над операторской тележкой. — Все отлично, ребята! Снимаем!

Детина-ассистент подтолкнул меня в безопасную зону, и я увидел красный «фольксваген». Он стоял по ту сторону перекрестка, и водитель махал мне рукой.

— Это все нам? — спросила моя Танюшка, когда мы втащили в квартиру последние три коробки и я попрощался с агентом Сергеева.

— Да.

— Костюм на тебе новый, — задумчиво констатировала она.

— Погоди, сейчас все расскажу, ты не поверишь.

— Конечно, не поверю. Хлеба-то купил?

— Вот, — показал я на один из пакетов, куда подпихнул хлеб.

— И сдачу принес?

— Есть немножко, — я вытащил из кармана оставшийся ворох датских крон и сиротливо затесавшийся среди них четвертной.

— Ну вот, так и не разменял. Вечно ты что-нибудь да забудешь!

Я виновато развел руками. Потом спросил:

— Сбегать?

— Да уж не надо, — сказала жена.

Ант Скаландис Последний спринтер

Председатель Международного комитета по охране Зоны Тоннеля и член Всемирного Координационного Совета Игорь Волжин проснулся в своей постели от странной, совершенно неуместной качки, как на большом океанском лайнере.