Парик моего отца - [6]
— Где ты была?
— Все нормально, — отвечаю я. — Это так, один мой знакомый. Иногда судьба с ним сводит.
Квартира выглядит так, будто уже неделю, как померла, между раздернутыми шторами маячит оголенный сумрак, мебель расползается по углам в полутьме. Моя рука проскакивает мимо выключателя — съехал, подлец, с насиженного места. Давлю на выключатель — ноль реакции. Стивен вывинтил лампочку из патрона.
Я обхожу комнаты, и шаги мои звучат так, словно доносятся с того света. Ни одной лампочки не осталось. Весь дом парит в воздухе, наэлектризованный и пустой, и осиротелые патроны капелька за капелькой подмешивают к вечернему полусвету ток.
Ничего не поделаешь — я присаживаюсь, пробую зареветь и обвинить во всем Стивена. Потому что все мы должны прорваться — как получится, любым путем.
Стивен приготовил мне ужин — весь белый-белый. И то ладно — хоть тарелку легче разглядеть. Я ем при свете телеэкрана, с отключенным звуком. В урочный час, как обычно лишь благодаря чуду, в комнату врывается «Рулетка Любви»: сухопарая, безмолвная и перевозбужденная. Всякий раз, когда я поднимаю глаза на экран, Мойрэ из Донникарни разглядывает собственные ноги, точно неродные. В студии, день назад это была довольно-таки смачная программа, но сейчас, мерцая в кинескопе, одинокая, без аплодисментов, она выглядит вяло-непотребной и неуместной, точно отбивающая чечетку старуха или собака, при гостях насилующая кресло.
— Полетела на суд к Боженьке, — говорю я то, что всегда говорю на финальных титрах. Вероятно, только ради этого я и вляпалась когда-то в наше телебезобразие.
Я засыпаю на диване. Во сне я вижу сон. Во сне я вижу глубочайший сон без сновидений — сон, после которого все будет иначе. Кажется, среди ночи меня будит Стивен. В руках у него свеча. Вещание на сегодня закончено, и на всю комнату сияет таблица настройки.
Утром я еду в Киллэрни — снимать Мойрэ.
— Сделай вид, будто солнечно и жарко, — говорю я. — Повеселей, — говорю я. Приказываю ей столкнуть избранника в бассейн. Приказываю ей немножко посверкать ножками.
Потому что работа в «Рулетке Любви» из кого хочешь выбьет интеллектуальный снобизм. Большинство наших — не на своем месте. Соучастие в «Рулетке Любви» они воспринимают как пятно на репутации. Но у меня на такие сантименты времени нету. По мне, все, что не вызывает стыда, гроша ломаного не стоит. А что такое позор, мне известно не понаслышке. Я дочь человека, который имел обыкновение носить парик. После такого, скажу я вам, телевидение — это плюнуть и растереть.
АНТЕННА
Парик был жесткий, крепкий, с весьма оригинальным характером. Он восседал на его голове, точно зверюшка. Он был ядрено-бурый. В детстве я его очень любила. И даже считала, что он отвечает мне взаимностью.
Не знаю, когда отец начал лысеть: мать эту тему всегда обходила. В отличие от ее детей, наша мать хорошо воспитана. Если судить по ее реакции, парик просто взял и вырос у него на голове. Но я матери не верю. Всех детей выращивают, подкармливая незамысловатой ложью. Твоя бабушка на небе. Тебя достали из Божьего кармана. Папа всегда был лысый. Папа никогда не был лысым.
Мои отец и мать познакомились в пятидесятых годах, в танцзале, где лампы всегда горели ярко. Ему было двадцать семь лет. От парика — если он был в парике — вероятно, сильно пахло. Возможно, он пригласил ее на танец, не снимая шляпы — классическое мужское хамство. Возможно, моя мать увидела, что у него лицо калеки.
А о чем еще женщине мечтать, как не о грубом, израненном жизнью мужчине?
В те дни мужчинам разрешалось быть дураками. Пускай ест с ножа или ходит в нестираном белье, пускай, пытаясь завоевать девушку, совершает промах за промахом — в итоге все равно окажется, что поступать надо было только так. Заманить мужчину в благопристойную комнатку при шляпной лавке было не легче и не труднее, чем в церковь к алтарю. Он и не предчувствовал, что его когда-нибудь будут дергать за волосы — дети там, или жена в темноте… В те дни парик никак не влиял на супружескую жизнь. («Ты на что это уставилась, женщина, или плешивой головы сроду не видала?»)
Вот они и танцевали в зале где-то в Айэрне, мужчина в шляпе и женщина, не позволявшая своим рукам тянуться куда не надо. И были благодарны за это судьбе.
Мы выросли с тайной, которую все знали. Даже кошка знала и выслеживала тайну, как мышку. Много лет отцовский парик казался мне ответом на все. Я могла сказать: «Я такая, потому что мой отец носит парик». Я могла сказать: «Я тебя люблю, потому что рассказала тебе — и никому другому — про позорный парик моего отца». Кстати, тут я вру. Я рассказывала про отцовский парик незнакомым парням на дискотеках. Оказалось, это не лучший способ завоевывать сердца.
Мы жили в доме, который не верил в прошлое, в месте, где у людей выпадали волосы. Моя мать прятала в ящике серванта три фотографии, которые нам даже не надо было видеть — мы и так все знали. Первая сделана в день свадьбы моих родителей. Вид у них достойный — и нежно-печальный. Отец придерживает на ветру рукой свои скудные волосики. Две другие сняты во время медового месяца. Мама в купальнике сидит на коврике. Я уже в ее животе. А вот и отец, на том же самом коврике. Стоит на голове.
Новая книга обладательницы Букеровской премии Энн Энрайт рассказывает историю дочери, пытающейся распутать полное тайн и загадок прошлое своей матери, легенды ирландского театра.
Новый роман одной из самых интересных ирландских писательниц Энн Энрайт, лауреата премии «Букер», — о любви и страсти, о заблуждениях и желаниях, о том, как тоска по сильным чувствам может обернуться усталостью от жизни. Критики окрестили роман современной «Госпожой Бовари», и это сравнение вовсе не чрезмерное. Энн Энрайт берет банальную тему адюльтера и доводит ее до высот греческой трагедии. Где заканчивается пустая интрижка и начинается настоящее влечение? Когда сочувствие перерастает в сострадание? Почему ревность волнует сильнее, чем нежность?Некая женщина, некий мужчина, благополучные жители Дублина, учатся мириться друг с другом и с обстоятельствами, учатся принимать людей, которые еще вчера были чужими.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.
Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?
Анжелика живет налегке, готовая в любой момент сорваться с места и уехать. Есть только одно место на земле, где она чувствует себя как дома, – в тихом саду среди ульев и их обитателей. Здесь, обволакиваемая тихой вибраций пчелиных крыльев и ароматом цветов, она по-настоящему счастлива и свободна. Анжелика умеет общаться с пчелами на их языке и знает все их секреты. Этот дар она переняла от женщины, заменившей ей мать. Девушка может подобрать для любого человека особенный, подходящий только ему состав мёда.
В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.
Выдающийся чешский писатель, один из столпов европейского модернизма Рихард Вайнер впервые предстает перед русским читателем. Именно Вайнер в 1924 году «открыл» сюрреализм. Но при жизни его творчество не было особенно известно широкой аудитории, хотя такой крупный литературный авторитет, как Ф. К. Шальда, отметил незаурядный талант чешского писателя в самом начале его творческого пути. Впрочем, после смерти Вайнера его писательский труд получил полное признание. В 1960-е годы вышло множество отдельных изданий, а в 1990-е начало выходить полное собрание его сочинений.Вайнер жил и писал в Париже, атмосфера которого не могла не повлиять на его творчество.
Жак Рубо (р. 1932) — один из самых блестящих французских интеллектуалов конца XX века. Его искрометный талант, изощренное мастерство и безупречный вкус проявляются во всех областях, которыми он занимается профессионально, — математике и лингвистике, эссеистике и поэзии, психологии и романной прозе. Во французскую поэзию Рубо буквально ворвался в начале пятидесятых годов; не кто иной, как Арагон, сразу же заметил его и провозгласил новой надеждой литературы. Важными вехами в освоении мифологического и культурного прошлого Европы стали пьесы и романы Рубо о рыцарях Круглого Стола и Граале, масштабное исследование о стихосложении трубадуров, новое слово во введении в европейский контекст японских структур сказал стихотворный сборник «Эпсилон».